От первого лица
Шрифт:
— Виктор Игнатьевич, я потом зайду...
Шеф медленно повернулся. Все-таки у него сильная воля. Саша Рыбаков снял очки и протер их. Произошла немая сцена, как в «Ревизоре». А Фомич сказал:
— Вы меня помните? Я вам писал про Брумма...
— Помним,— сказал шеф.— Очень хорошо помним.
8. НОСИМСЯ С ФОМИЧОМ (1)
Публика расположилась, как на стадионе, и у шефа с Фомичом началось состязание. Сначала работал шеф. Рыбаков ему ассистировал. Я
Шеф взял подкову через носовой платок и укрепил ее. Подпаяли провода и так далее. Нагрели. Результата, конечно, никакого.
— Ну-с,— сказал шеф.
— Это по-вашему,— сказал Фомич.— Дайте свечку.
Фомич заступил за пульт управления и мгновенно добился тока. Получилась боевая ничья. Со счетом 1:1.
Откуда ни возьмись появился Лисоцкий. Он подошел к Фомичу и нежно обнял его за плечи. Фомич испуганно отшатнулся.
— Ай-яй-яй,— сказал Лисоцкий.— Вам не стыдно, товарищи? Так встречать гостя не годится. Где наше ленинградское гостеприимство?
— Я пить не буду,— тихо сказал Фомич.
— Петр Николаевич, товарищ устроен в гостиницу? — спросил меня Лисоцкий.
— Он же не из Парижа, а из Петушков,— сказал я.— Попробуй его устрой.
— Я это беру на себя,— сказал Лисоцкий.
— Да я уж на вокзале,— предложил Фомич.
А подкова все продолжала давать ток. Кто-то из лаборантов незаметно подсоединил к ней лампочку. Та, конечно, загорелась. Шеф сел на стул и вытер лоб тем же платком, которым брал подкову. Саша Рыбаков замерил напряжение и объявил:
— Двести двадцать вольт... А есть подкова на сто двадцать семь?
— Почему нет? Есть,— сказал Фомич.
— Не надо,— еле слышно сказал шеф.
— Василий Фомич,— сказал Лисоцкий.— Сейчас мы вас устроим, вы отдохнете, а завтра продолжим исследования.
— Да чего тут исследовать? — удивился Фомич.
— Могут быть побочные эффекты,— уклончиво ответил Лисоцкий.— Кроме того, надо дать теоретическое обоснование.
— Его уже дал Брумм,— сказал я.— Все дело в черте. Или в дьяволе.
Тут Лисоцкий увел Фомича. Тот успел кинуть на меня взгляд, молящий о помощи, но бесполезно. Мне нужно было писать отчет о командировке. Весь народ
из лаборатории рассосался. Лампочка продолжала гореть.
— Петя, уберите этот иллюзион,— сказал шеф устало.
— Ничего не поделаешь, работает,— развел я руками.
— Ха! — крикнул из своего угла Рыбаков.
Шеф вскочил и зашвырнул лампочку в железный ящик. Там она благополучно взорвалась. Причем шефа стукнуло током от подковы. Это был неплохой аргумент. Но шеф ему не внял. Как говорят, он закусил удила.
— Петя,— угрожающе начал шеф.— Чтобы этого Фомича я больше не видел. И подков тоже. Сделайте для меня такое одолжение. Я вас освобождаю от работы на неделю. Поведите его в Эрмитаж, покажите кулибинское
— А эффект Брумма? — спросил я.
— Забудьте это слово! — закричал шеф. Взгляд его упал на подкову, он зарычал и бросился на нее. Никогда не думал, что шеф такой богатырь. Он моментально разогнул подкову и зашвырнул ее в тот же ящик. Следом полетела свеча. Шеф достал таблетку и засунул ее под язык. Я подумал, что, если он сейчас умрет, виноват буду я, а не Брумм. Поэтому я, пятясь, вышел из лаборатории.
9. НОСИМСЯ С ФОМИЧОМ (2)
На следующий день был бенефис Фомича в лаборатории Лисоцкого. Лисоцкий прибежал на кафедру с самого утра, чего давно уже не бывало. В руках у него болтался мешочек с подковами. Видно, выпросил все-таки. Снова на счастье. Судя по всему, счастья Лисоцкому должно было теперь хватить до двухтысячного года.
— Петр Николаевич,— обратился ко мне Лисоцкий.— Я устроил Смирного в гостиницу «Ленинград». Поезжайте за ним, скоро прибудет корреспондент.
— Какой корреспондент? — спросил я.
— Из газеты,— сказал Лисоцкий.
Я пожал плечами, но поехал за Фомичом. Фомич по мне соскучился. Он чуть меня не расцеловал. В отдельном номере гостиницы с полированной финской мебелью он выглядел, как леший в целлофане. Он сидел перед зеркалом во всю стену и приглаживал брови. Но безуспешно. При этом разговаривал со своим изображением.
— Что, Васька, генералом стал? — говорил Фомич.— И чего тебя, дурака, в город понесло? На кой шиш тебе эти исследования? Ага, молчишь!
Фомич сделал паузу, чтобы изображение и вправду немного помолчало. Потом он поднял сапог, стоящий под мягким креслом, и потряс им в воздухе:
— Лапоть ты, Васька! Сапог!
— Не расстраивайтесь, Василий Фомич,— сказал я.
— А я и не расстраиваюсь. С чего ты взял? — сказал Фомич.
Как мне показалось, Фомич так и не решился ночевать на кровати, а спал в кресле. Постель была нетронута. Мы спустились по коврам вниз, причем дежурная по этажу посмотрела на Фомича с изумлением.
Мы приехали на кафедру, где уже томился корреспондент. Удивительно ученый человек. Он так и сыпал научными терминами. Лисоцкий ходил с ним по коридору и чего-то пел ему про подковы.
— А вот и наш самородок! — сказал Лисоцкий.
Корреспондент достал блокнот и посмотрел Фомичу в зубы. Фомич сморщился, будто съел килограмм клюквы.
— Мы начнем интригующе,— сказал корреспондент и рассмеялся от счастья. Он был счастлив находкой.— Сначала история подковы. От египетских фараонов, через крестовые походы до наших дней. Подкова, уже отживает свой век. Она, можно сказать, при последнем издыхании. И вот тут то... Второе рождение! Да, именно так это будет называться.