От Волги до Веймара
Шрифт:
Встречаясь с Эрихом Вайнертом, мы долго и подробно говорили о его деятельности под Сталинградом.
Сами увидите, отвечал он, эта деятельность каждый раз развивается по-иному, но люди есть всюду. Вам будет оказана всяческая помощь, какая только потребуется.
Когда он однажды спросил меня, где именно, по моему мнению, я мог бы действовать наиболее успешно, я без колебаний предложил направить меня туда, где теперь через десять месяцев после полного разгрома моего 767-го гренадерского полка находились части под тем же номером.
Дело в том, что главное командование сухопутных сил пыталось замаскировать гибель 6-й армии, укомплектовав новые
Я хорошо запомнил заседание президиума Национального комитета «Свободная Германия», на котором Эрих Вайнерт внес предложение послать на фронт новых уполномоченных. Все члены правления Союза немецких офицеров заявили о своей готовности выехать на фронт. Не прошло и недели, примерно в середине декабря было окончательно решено, что я должен вместе с обер-лейтенантом Реклем выехать на 2-й Украинский фронт.
Когда Эрих Вайнерт с нами прощался и выдал нам удостоверения на немецком и русском языках, я познакомился с майором Эпштейном, который должен был меня сопровождать в поездке на фронт. Он со своей семьей постоянно жил в Москве и превосходно говорил по-немецки. По своей гражданской профессии он был научным работником в одном крупном учебном заведении; он на редкость хорошо знал германские дела, к тому же он до войны побывал в различных западных странах.
Мы должны были развернуть наши действия в районе южнее Кременчуга, на участке фронта между Кировоградом и Тернами. Нам удалось уже на этом участке получить большой опыт, который оказался весьма ценным позднее, когда мы действовали в Корсунь-шевченковском котле.
Моим ближайшим сотрудником, кроме обер-лейтенанта Рекля, теперь окончательно стал и майор Бюхлер, член правления Союза немецких офицеров, с которым я уже был знаком со времен создания инициативного комитета. До войны Бюхлер работал в одном крупном рейнском промышленном концерне. Этим, очевидно, объясняется, что после освобождения из плена – я полагаю, это было осенью 1948 года – он вернулся в Западную Германию. Рекль был молодым общительным учителем из небольшого городка близ Вильсхофена. Тогда же я провел несколько дней вместе с подполковником Бехли, майором Энгельбрехтом и лейтенантом д-ром Абелем.
Мы добирались до линии фронта во время сильной метели, шагали много километров по тропинкам, направляясь к расположенным на отшибе подразделениям. В сочельник мы ночевали в доме, где оставалась старуха с девочкой лет четырех. Здесь сначала создалась весьма напряженная ситуация, так как по деревне пошли слухи о том, что с наступлением темноты в одном из домов появились немцы. Поэтому мы в течение всей ночи находились под наблюдением милиции, а несколько часов нас сторожили даже в самой комнате. И милиционер не доверял нам, сомневался в том, что наши удостоверения и даже военные документы советского майора действительно в порядке. Разумеется, в этом недавно освобожденном селении ничего не было известно о Национальном комитете «Свободная Германия».
Перед фронтом 376-й пехотной дивизии «29.12.1943
Наконец у цели: Красная Каменка – штаб фронта, где нас ждут уже три дня. Беседа с подполковником Зусмановичем.
31.12.1943
01.01.1944 Получены протоколы 376-й пехотной дивизии.
07.01.1944 Я впервые беседую с военнопленными-немцами.
Около 40 человек. Впечатление потрясающее – вечером снова беседа о Национальном комитете и о Союзе офицеров.
12.01.1944 Приказ по 106-й пехотной дивизии и по 282-й пехотной дивизии (от 20.10.1943!); наказание – столько-то палочных ударов… Средневековье.
22.01.1944 Я выступал 4 раза по мощной станции – всякий раз в течение пяти минут отчетливо повторял – отзыв Ф. Д. («Фрайес Дойчланд» – «Свободная Германия»).
Таких взятых на пробу выписок из моего дневника можно привести несчетное число. Но с чего начинать, если каждый день происходили новые события, и порой решающего значения!
В конце декабря мы прибыли в район севернее Кировограда и Терны. Через Днепр мы переправились по понтонному мосту. В середине реки лед уже тронулся; громадные льдины неслись вниз по течению, разлившаяся вода взломала ледяную кромку у берега и частично затопила ледяные глыбы. Всюду день и ночь кипела жизнь, разворачивались первые восстановительные работы без помех с германской стороны; этого и не приходилось ожидать, так как мощное советское наступление западнее Киева всецело приковало внимание гитлеровского вермахта, особенно авиации.
Майор Эпштейн сделал все от него зависящее, чтобы нас как можно быстрее доставить в штаб по месту назначения. Там нас принял подполковник Зусманович, который нам обстоятельно объяснил обстановку на фронте. Бои на этом участке фронта как раз приостановились. В течение последующих дней германские части попытались сильным артиллерийским огнем и контратаками помешать переправе советских войск через реку. Вскоре должны были начаться новые операции.
В штабе подполковника Зусмановича я познакомился с майором Рубаном; он первоначально держался суховато, не выходя за рамки чисто делового контакта. Лишь через несколько недель стали устанавливаться личные отношения. Чувствовалось, что ненависть к фашизму и возмущение всем, что к нацистам прикосновенно, для него переросло в недоброжелательство ко всем немцам. Как позднее он мне однажды сказал, только после тяжелых душевных переживаний ему удалось заставить себя сотрудничать с Национальным комитетом.
В прошлом Германия занимала много места в его жизни. Будучи по специальности преподавателем немецкой литературы, он обстоятельно изучил, даже глубоко вникнул в жизнь и труды великих немецких гуманистов.
Когда же Германия, нарушив договор, напала на Советский Союз, когда вермахт и СС бесчинствовали на его родной земле и стало известно о бесчеловечном обращении с гражданским населением и военнопленными, о массовом уничтожении людей, о бессмысленном разрушении городов и деревень, Германия стала для него символом предательства и варварства.
Дело не только в том, что Германия совершила предательство по отношению к своему партнеру по договору, а в том, что Германия, страна Гете, Шиллера, Гейне, Маркса и Энгельса, изменила всему, чем мы дорожили и в ней ценили, она предала свои гуманистические традиции, осквернила свою великую культуру, достижения своих ученых, взволнованно говорил он мне, когда мы ближе познакомились.
Но в первые дни знакомства с майором Рубаном мы трое – Бюхлер, Рекль и я, – оставшись наедине, не раз сетовали по поводу его особенной сдержанности. Это нас угнетало и связывало, мы не знали, как себя вести.