От всего сердца
Шрифт:
— Ты сам себя прогнал!
Силантий промолчал, снова свертывая цигарку. Прикурив от лампы, он так начадил, что скоро почти задернул себя дымовой занавеской.
— Ищут меня?
— Только и делов! Не удавишься, так сам явишься!
Помолчав, Силантий буркнул:
— Накопилось в тебе!
— Небось, накопится! Ты в дезертирах, а я казнись за тебя.
— А тебе было бы легче, если б убили меня и я сгнил давно?
Варвара проглотила тяжелую слюну и оторвала руки от стола:
— Легче…
— Не
Силантий замахал руками, разгоняя дым, встал и заходил по избе, трогая вещи, гладя лавки, подоконники, словно хотел убедиться, что все происходит наяву, а не но сне.
— Ребятишки не спрашивают про меня?
— Я сказала, что ты утонул!
Обрюзгшее лицо Силантия изломал страх, губы его побелели, он сел на табурет и с минуту глядел на Варвару, беззвучно шевеля ими. С обгоревшей цигарки сыпался на колени пепел, огонек, тлея, подобрался к его пальцам, но Силантий, казалось, не чувствовал боли ожогов.
— Быстро ты меня из жизни вычеркнула! — дергая перекошенным ртом, хрипло выговорил он. — Только надо бы наперед меня спросить, согласен я или нет в упокойниках ходить…
— А ты меня спрашивал? — Варвара рывком поднялась из-за стола и надвигалась на мужа, сжимая кулаки. — Спрашивал? Так и я… Да и без твоего спросу ты для них мертвяком стал… За отца тебя признавать им галстук не велит…
— Довольно! — Силантий бросил на стол квадратный кулак. — Мне и так тошно! Будто топор занесли над головой! Поседеть успел…
Он сдернул с головы шапку, и Варвара увидела его словно запорошенные мукой виски.
— Истомился по работе, сил моих нет… Кажись, все перевернул бы, допусти только. Сижу там, как в капкане…
— У трусости своей в капкане, — сказала Варвара.
Он стоял перед ней — жалкий, потерянный, в нем ничего не было от прежнего Силантия, широкоплечего удальца, небрежно самоуверенного. Неужели этого человека она любила и прожила с ним больше десяти лет, неужели это отец ее детей?
Силантий опустил в ладони темное лицо, молчал. Избу сторожила чуткая тишина.
— Что на войне слыхать? — глухо, как в бочку, спросил он.
— Бьют немцев в хвост и в гриву, — она помедлила, глядя на его склоненную к коленям лохматую голову. — А ты хотел, чтоб наоборот было?
Силантия точно ужалили. Он привскочил, губы его побелели.
— Это ты брось! Мне советская власть ничего плохого не сделала!
— А чего ж ты тогда бродяжишь, как бандит какой, и к советской власти спиной повернулся? Или она тебе только тогда нужна, когда тебе выгода от нее?
Во взгляде Силантия было что-то дикое, зачумленное. Он отстранился от Варвары и заговорил тихим, стонущим голосом, словно жилы из себя тянул:
— Убьют же меня, Варь!.. Убьют!.. Да как же без понятия ты!.. Война ведь,
Варвара положила руку на свое горло и гладила его, словно задыхаясь.
— А ту, которую за тебя проливают, ты переносишь? Переносишь? А? Или она тебе не претит, чужая-то?
Она стояла у стола, чуть наклонясь вперед, дрожа гневным, перекошенным от злобы лицом.
— Залез в барсучью яму и думаешь, отлежишься? Там люди тысячами гибнут, сердце от людских страданий изболело!.. А ты! Иди, Силантий, пока не поздно, последнее мое слово — иди объявись… Ну, куда, куда ты от людей денешься? Смой пятно с себя, с детей своих, хоть кровью смой!..
— Не смоешь уже, не смоешь! — Силантий замотал головой. — На меня столько налипло, что ножом не соскоблишь, не то что…
— Ради детей тебя прошу, — умоляющим голосом говорила Варвара, подходя все ближе к Силантию и стараясь заглянуть ему в глаза, — ведь ты их, как птенцов крохотных, позором своим раздавил!.. Собери силы, иди!
— Убьют меня, убьют! — заскулил Силантий, рухнул на колени и пополз, хватая жену за подол сарафана. — Пойми ты!.. Ну, дай, дай руку!.. В расход меня сразу, никакого снисхождения не будет!.. На прицеле я у них, Варька, пуля уж давно для меня сготовлена!..
Она пятилась, а он все цеплялся за нее и полз, пока не добрался до старой табуретки, стал, опираясь о нее, подниматься, и табуретка развалилась под его рукой. Шатаясь, как пьяный, Силантий дошел до стола.
— Значит, всю жизнь думаешь бродяжить? Или на больших дорогах рыскать и людей жизни решать?
Он молчал.
В курятнике зашебуршелн куры, и вдруг вяло, спросонок пропел петух. Силантий сразу будто протрезвел.
— Сколько времени? До свету много еще? — он поискал глазами ходики и вдруг выпрямился с застывшим лицом. — Карточки-то мои куда делись? В энкаведэ забрали?
— Им и без карточки твоя личность ясная, — сказала Варвара, — сама сожгла, чтоб глаза ребятам не кололо каждый день!
Варвара стояла у печки, не шевелясь, потом медленным движением, как бы раздумывая, накинула на плечи шаль.
Силантий насторожился, стриганул глазами по сумеречным окнам и, пораженный страшным подозрением, с минуту не мог выговорить ни одного слова.
— Что ты надумала. Варь?.. Что надумала?.. Предать меня хочешь? — У него дрожали губы, голос срывался. — Зачем ты меня к смерти толкаешь?..
Он заторопился, взвалил на спину мешок, взялся за скобку двери.
— Вон ты какая!..
Варвара стояла в загустелой тишине избы, тело ее ныло, точно от жестоких ударов. Сердце, казалось, опускалось куда-то вниз.