От Второй мировой к холодной войне. Немыслимое
Шрифт:
Через месяц после Фултона, согласно опросам, доля сторонников англо-американского союза выросла почти вдвое – до 85 %, а доля осуждающих «поведение русских» возросла до 71 %.
Сам Черчилль остался весьма доволен своим выступлением, назвав его в вечер отъезда из Фултона в теплой компании Трумэна «самой важной речью моей карьеры». Он-то знал, что вне зависимости от мнения широкой общественности, его призыв был полностью воспринят главным адресатом – Трумэном. В отчете для Эттли и Бевина Черчилль напишет: «После трех дней самого тесного и дружественного контакта с президентом и его ближайшим окружением, а также длительной беседы с мистером Бирнсом, я полностью убедился в том, что
Черчилль и позднее гордился Фултонской речью, полагая что ею начал новую эпоху в мировой политике. Выступая в палате общин 28 сентября 1950 года, он без лишней скромности заявит:
– Речь в Фултоне, вначале ставшая объектом суровой критики, затем превратилась в основополагающую концепцию, которая была принята по обе стороны Атлантики всеми ведущими партиями.
Если целью Трумэна и Черчилля было спровоцировать Сталина на разрыв, то она была, безусловно, достигнута.
Советский лидер был немедленно проинформирован о содержании фултонской речи и обстоятельствах ее произнесения через сообщения ТАСС и шифротелеграммы из посольства (полный тассовский перевод речи лежал на столах руководителей страны уже утром 6 марта).
Пару дней – в характерной для него осторожной манере – Сталин выжидал, следя за заявлениями в Вашингтоне и реакцией мировой прессы. «Сталин тогда вряд ли знал все закулисные подробности согласования речи Черчилля с американцами, но и общеизвестных обстоятельств было вполне достаточно (тем более – при сталинской подозрительности), чтобы усомниться в трумэновской версии „полного неведения“, – замечает Печатнов. – С точки зрения Сталина, речь могла идти в лучшем случае о попустительстве со стороны Белого дома, а в худшем – о его преднамеренном сговоре с Черчиллем». Возрождался «угрожающий призрак англо-американского блока против СССР, который еще недавно казался в Москве маловероятным. Соединение же американской военно-экономической мощи и атомного оружия с глобальной стратегической инфраструктурой Британской империи не сулило для СССР ничего доброго (недаром и Сталин, и Молотов при чтении перевода речи Черчилля особенно подчеркнули именно эти ее пассажи). К этому силовому измерению добавлялся фронтальный идеологический вызов, впервые за последние годы столь отчетливо и резко брошенный англосаксами».
Американско-российский историк Владислав Зубок замечал: «Сталин и Молотов не могли не понимать, во что может вылиться англо-британский союз с геополитической точки зрения: экономический потенциал Америки и ее ядерная монополия в сочетании с военными базами Британской империи, расположенными по всему земному шару, – эта комбинация ставила Советский Союз в опасное окружение».
В «Правде» 8 марта появилась подобранная корреспондентами информация о критике речи Черчилля в США и Великобритании. 11 марта в «Правде» же были напечатаны развернутое изложение почти всей речи – на четырех полосах – и большая редакционная статья «Черчилль бряцает оружием». Ключевая фраза (переведенная как «железная завеса») была названа клеветой, а планы Черчилля – оторванными от реальности («широк размах г-на Черчилля, да хватит ли силенок?»).
Академик Евгений Тарле 12 марта в сверхжесткой статье в «Известиях» напомнил, что не Черчилль придумал термин «железный занавес», его использовал Геббельс в газете «Рейх» 24 февраля 1945 года, когда утверждал, что с продвижением Красной армии железный занавес упадет на немецкие земли. И Черчилль, как мы знаем,
Сталин 13 марта дает интервью «Правде», Он явно накладывал новую программу Черчилля на хорошо в Москве известный план «Немыслимое».
«Вопрос. Как Вы оцениваете последнюю речь г. Черчилля, произнесенную им в Соединенных Штатах Америки?
Ответ. Я расцениваю ее как опасный акт, рассчитанный на то, чтобы посеять семена раздора между союзными государствами и затруднить их сотрудничество.
Вопрос. Можно ли считать, что речь г. Черчилля причиняет ущерб делу мира и безопасности?
Ответ. Безусловно, да. По сути дела, г. Черчилль и его друзья поразительно напоминают в этом отношении Гитлера и его друзей. Гитлер начал дело развязывания войны с того, что провозгласил расовую теорию, объявив, что только люди, говорящие на немецком языке, представляют полноценную нацию.
Г-н Черчилль начинает дело развязывания войны тоже с расовой теории, утверждая, что только нации, говорящие на английском языке, являются полноценными нациями, призванными вершить судьбы мира. Немецкая расовая теория привела Гитлера и его друзей к тому выводу, что немцы, как единственно полноценная нация, должна господствовать над другими нациями. Английская расовая теория приводит г. Черчилля и его друзей к тому выводу, что нации, говорящие на английском языке, как единственно полноценные, должны господствовать над остальными нациями мира.
По сути дела г. Черчилль и его друзья в Англии и США предъявляют нациям, не говорящим на английском языке, нечто вроде ультиматума: признайте наше господство добровольно и тогда все будет в порядке, – в противном случае неизбежна война.
Но нации проливали кровь в течение пяти лет жестокой войны ради свободы и независимости своих стран, а не ради того, чтобы заменить господство гитлеров господством черчиллей. Вполне вероятно поэтому, что нации, не говорящие на английском языке и составляющие вместе с тем громадное большинство населения мира, не согласятся пойти в новое рабство.
Трагедия г. Черчилля состоит в том, что он, как закоренелый тори, не понимает этой простой и очевидной истины.
Несомненно, что установка г. Черчилля есть установка на войну, призыв к войне с СССР. Ясно также и то, что такая установка г. Черчилля несовместима с существующим союзным договором между Англией и СССР…
Вопрос. Как Вы расцениваете ту часть речи г. Черчилля, где он нападает на демократический строй соседних с нами европейских государств и где он критикует добрососедские взаимоотношения, установившиеся между этими государствами и Советским Союзом?
Ответ. Эта часть речи г. Черчилля представляет смесь элементов клеветы с элементами грубости и бестактности… Г-н Черчилль квалифицирует все это как не имеющие границ „экспансионистские тенденции“ Советского Союза… Не требуется особого труда, чтобы показать, что г. Черчилль грубо и беспардонно клевещет здесь как на Москву, так и на поименованные соседние с СССР государства… Бывает, что иные люди не могут не клеветать, но надо все-таки знать меру…
Нельзя забывать следующего обстоятельства. Немцы вторглись в СССР через Финляндию, Польшу, Румынию, Венгрию. Немцы могли произвести вторжение через эти страны потому, что в этих странах существовали тогда правительства, враждебные Советскому Союзу… Спрашивается, что может быть удивительного в том, что Советский Союз, желая обезопасить себя на будущее время, старается добиться того, чтобы в этих странах существовали правительства, лояльно относящиеся к Советскому Союзу? Как можно, не сходя с ума, квалифицировать эти мирные стремления Советского Союза как экспансионистские тенденции нашего государства?