Отборная бабушка
Шрифт:
Она глянула с любопытством. Задумалась.
— Это для чего? — решила уточнить Кармилла. — Выглядит как-то странно.
— Для верховой езды. — вздохнула я. — По-дамски сидеть боюсь, а по-мужски юбки мешают.
— Хмм. — протянула модистка. — А ведь и правда, если разделить их на три части…
— Как тюльпан. — подхватила я. — Представьте, когда сядешь на лошадь, передние две детали закроют ноги, задняя ляжет на круп.
— Если красиво расправить, можно еще для лошади подходящий вальтрап и уздечку… — бессвязно забормотала Кармилла, уходя в творческий
Расставалась со мной Кармилла чуть ли не со слезами на глазах. Оставила адрес, умоляла писать, и присылать малейшие промелькнувшие модные идеи.
Почуяла, как хороший делец, золотую жилу.
Не все сразу, дорогая. Пока столице хватит и моей прогрессивной амазонки. Пусть переварит для начала.
Через две недели почтовый дилижанс завёз нам пухлый пакет. В нем оказалась та самая, выстраданная мною модель и письмо от модистки.
Как любая женщина, первым делом я примерила обновку.
Кармилла не зря славилась на всю страну. Костюм сел как влитой.
Именно костюм. Для начала я предложила отделить верх от низа. Проще подогнать по фигуре, легче одеться, можно комбинировать разные цвета и отделки — заказать два комплекта, получится четыре варианта.
Верх оформили как мужской жилет, по талии уплотненно, почти корсетно, чтобы легче было держать спину ровно на лошади.
Я, например, все время норовила сгорбиться и скукожиться. Высоко же! Страшно!
Низ, как я и предлагала, составили из трёх запахивающихся друг на друга частей. При ходьбе он выглядел, как юбка нестандартного кроя. Зато едва всадница оказывалась в седле, части расходились, как лепестки цветка. Подъюбники распадались на две половины, свисая по бокам, заднюю часть предполагалось живописно разложить по спине лошади. Под всю эту красоту предлагалось еще поддеть кожаные штаны для верховой езды, наподобие мужских. А то мало ли, ветер подует или еще какая неожиданность приключится.
Летом, конечно, в таком количестве одёжек можно упариться, но лучше взмокнуть, чем убиться, так я рассудила.
Покрутившись радостно перед зеркалом и порепетировав раскладывание юбок на диване, я взялась за письмо.
Кармилла оказалась даже честнее, чем я думала, и оформила патент на два изобретения в мире моды на наши оба имени. Так что теперь я ежемесячно буду получать процент с пошива корсетов и амазонок, который с каждым днем увеличивался. Столичные дамы быстро осознали преимущества утянутого стана и к Кармилле выстроилась очередь в два раза пуще прежней. Ей даже пришлось открыть еще одну мастерскую, исключительно для пошива корсетов. Она настоятельно звала меня в столицу, сотрудничать.
Я написала крайне вежливый отказ, мотивируя тем, что в поместье очень много дел и без меня никак не справятся — чистую правду.
Отец делами поместья уже практически не занимался, с облегчением сложив все полномочия на меня. Я не возражала. Заниматься бухгалтерией, составлять план расходов, разъезжать по деревням, вникая в проблемы крестьян,
7
Так далеко я еще не заезжала.
Отец показывал мне карту наших владений. Официально наше поместье считались обширным, потому что очень щедрый король древности прикрепил к нему весь Чёрный Лес. Толку с той территории до недавнего времени был ноль, зато налог за имеющуюся площадь нас чуть не разорил. Если бы не мой мирный договор с лешим, нас бы выселили из поместья в ближайшие годы. На улице бы мы не остались, у отца был еще домик в столице, где он останавливался, когда бывал там по делам, но жить в Берге все время считалось непрестижным.
Вот в сезон — зимой и ранней весной, когда вся знать собирается на балы и прочие увеселения, это да.
А летом в городе можно умереть от жары и скуки.
Я обмахивалась сорванным по дороге лопухом. Лошадь, с фантазией поименованная мною Звездочкой, лениво пережевывала ущипнутую где-то травинку, едва переставляя ноги и вяло смахивая приставучих мух хвостом. Ей тоже было жарко.
Летом и в деревне-то не рай, но здесь хоть можно в речке искупаться, если совсем уж невмоготу. Или в лес податься. Там тихо, тенёчек, да и леший какой куст малины подскажет — и пообедать, и с собой набрать.
Но сегодня я уже успела побывать и в лесу, и на речке, поднесла нечисти положенные дары, и сейчас тряслась на послушной невысокой кобылке в сторону самого дальнего нашего села.
Его жители жаловались на необычный сорняк, заполонивший их поля. Забивает пшеницу, не поддаётся прополке, в общем, жуть. Благодаря изученным от корки до корки книгам по садоводству я теперь считалась у местных отменным ботаником — в буквальном смысле — и меня звали, когда нужен был совет по травам и растениям.
Староста деревни, основательный мужик под пятьдесят, с окладистой, ухоженной бородой и усищами, достойными викинга, которыми он явно гордился, встретил меня на окраине деревни. Почтительно поклонился, взял Звездочку под уздцы, и повёл в район флористического бедствия.
— Уже, поди, года три бедствует поле. — рассказывал он по дороге. — Мы уже и выдергивали, и кроликов напускали — так не жрут они такое, паразиты! Только больше заразы становится. Не приведи боги, на другие поля перекинется!
Идти пришлось недалеко. Мы успели миновать только два поля с недозрелой пшеницей, и небольшой участок с волосатыми колосьями кукурузы, как староста остановился и торжественно повёл рукой, демонстрируя «заразу».
Характерные коробочки, пока еще не раскрывшиеся, но кое-где уже опушённые белыми волокнами, чуть шуршали на ветру.
Божечки мои, хлопок!
Я чуть не пустилась в пляс прямо тут, на кромке поля.
До сих пор я видела здесь только три материала — шёлк, лен и шерсть. Ну, кожа и мех еще, само собой, но из тканей, получаемых в процессе ткачества — только эти три. Даже вариаций не было.