Отброс
Шрифт:
– Мне не нужна помощь. Во всяком случае, не в этом смысле.
– Тейлор нахмурился, все еще скрещивая руки на груди в защитном жесте.
– Они не понимают. Ты не можешь просто так стереть шрамы. Они всегда будут с тобой.
Уоррен подавил желание потрогать шрамы на своем лице.
– Ты не обязан мне рассказывать. Я знаю о шрамах все.
Тейлор вздохнул, опуская взгляд.
– Я не это имел в виду. Я не имел в виду сами шрамы.
– И что дальше?
– Такие люди не знают, каково это - быть сломленным. Они хотят, чтобы я стал таким, как они. Как будто я могу
– Ты прав. И ты знаешь, что я понимаю это так же хорошо, как и ты. Так почему ты не хочешь мне рассказать?
Тейлор задумчиво поковырял кутикулу.
– Нам ведь хорошо вместе, правда?
– Так и есть. Какое это имеет отношение к делу?
Подбородок Тейлора слегка задрожал, напомнив Уоррену о сыне Шугар, но он, казалось, был полон решимости не расплакаться.
– Потому что, как только ты поймешь, я стану тебе не нужен. Все, что ты будешь видеть - сломленного человека. Ты никогда не будешь воспринимать меня так, как сейчас.
Уоррен задумался. В его гостиной было тепло, тихо и безопасно, но Тейлор выглядел так, словно был готов сбежать.
Уоррен наконец встал. Он подошел к книжной полке и снял вазу. Он поставил ее перед Тейлором на кофейный столик, повернув к нему залатанную сторону, затем вернулся на свое место.
– Разбитая когда-то, не значит разбитая сейчас.
– И он сомневался, что что-то может изменить его чувства.
Тейлор некоторое время смотрел на вазу, сжимая и разжимая челюсти. В конце концов, он вздохнул.
– Ты первый.
– Я первый? Что ты имеешь в виду?
– Сначала расскажи мне что-нибудь. Что-нибудь правдивое. То, чего другие люди не понимают.
Уоррену пришлось немного подумать. Он мог бы рассказать о чем-нибудь простом, о своем жестоком отце или избиваемой матери. Он мог бы рассказать о войне или о том, как трудно было снова приспособиться к гражданской жизни, когда он вернулся домой. Но Тейлор уже знал все это. Может, и не в деталях, но он знал достаточно.
Но единственное, что еще было у Уоррена, казалось недостаточным.
– Ну?
– Тейлор нетерпеливо подталкивал его.
Уоррен наклонился вперед на стуле, положив локти на колени.
– Я не знаю, будет ли эта правда иметь большое значение.
При этих словах длинные ресницы Тейлора опустились. Когда он снова поднял взгляд, злость в его глазах исчезла.
– Попробуй.
– Когда мы впервые встретились, ты спросил, откуда я знаю Фила.
– У вас были какие-то сексуальные отношения, верно? И с Греем тоже. Типа, какой-нибудь БДСМ-клуб?
Уоррен кивнул.
– Да, так все и началось. Я, Фил, Грей и наш друг Чарли. Я имею в виду, мы не были вместе. В то время у всех нас были другие партнеры. Мы вчетвером были Домами в нашей маленькой компании.
– И что?
– Выражение лица Тейлора не совсем соответствовало раздражению в его голосе.
– Особенность БДСМ в том, что оно неоднозначное, понимаешь? Есть сторонники жесткой линии, те, кто смотрит на это как на стиль жизни. А еще есть поклонники «Пятидесяти оттенков», все эти пары среднего
Тейлор кивнул.
– Верно.
– Но это все равно, быть частью ЛГБТ-сообщества, - он заключил слово пальцами в кавычки.
– Они много говорят о «разнообразии» и непредубежденности и большинство из них доводят дело до конца, но всегда есть небольшая группа крикливых людей, которые говорят вам, как себя вести и что говорить. Все начинается с «все за одного и один за всех», но к концу кто-то проводит линии на песке, предлагая тебе выбрать сторону. Ты не можешь быть геем, би или трансгендером, если ты не голосуешь определенным образом, не ведешь себя определенным образом, не следуешь какому-то нелепому набору правил. Они все хотят, чтобы ты был маленьким круглым колышком в круглой долбаной дырочке. Они хотят, чтобы вы сами выбрали коробку и этикетку, чтобы они знали, куда вас поместить, а не соглашались с тем, что все мы отдельные, уникальные люди и что все наши истории достоверны, независимо от того, вписываемся мы в эту коробку или нет.
– Он замолчал, почувствовав, что сейчас разразится одной из тех тирад, которые могли понять только Фил, Грей или Чарли. Растерянность на лице Тейлора была привычной реакцией. Он предпринял еще одну попытку.
– Всегда найдется то озлобленное меньшинство, которое думает, что их «правила» перевешивают ваше право жить своей жизнью.
Тейлор ждал с непроницаемым выражением лица.
– Я думаю, это повлияло на всех нас по-разному.
Тейлор дал ему минуту, но Уоррен уже выдохся. Он понятия не имел, что делать с того места, где оказался.
– И что?
– Наконец подсказал Тейлор.
– Продолжай. Каким-то образом эта коробка, о которой ты говоришь, все испортила?
– Что касается Грея, то он в некотором роде бунтарь, понимаешь? Он борется против всего. Ты скажешь ему, что небо голубое, и он захочет узнать, откуда ты это знаешь.
Ты говоришь ему, что что-то решено большинством, и он составляет список того, почему это неправильно. Ты говоришь ему, что Дом-гей должен вести себя определенным образом, и он разворачивается и начинает действовать в другом направлении. Понимаешь, о чем я?
Тейлор медленно покачал головой.
– Нет. Но я на самом деле не знаю Грея, так что мне все равно. А как насчет вас с Филом?
– Я думаю, что для Фила все сводилось к уважению. Никто не мог воспринимать его всерьез. Я имею в виду, ты же его видел. Он похож на бойскаута. Черт возьми, он похож на Алекса П. Китона.
– Кого?
– Неважно.
– Уоррен провел рукой по волосам, размышляя, не неправильно ли было рассказывать Тейлору о прошлом Фила. Предполагалось, что он расскажет о себе, но с чего начать?
– Когда мы со Стюартом познакомились, мы были просто двумя парнями, которые вели себя немного нетрадиционно в постели. Мы любили друг друга. Все было так просто. И это было хорошо, понимаешь? Мы были счастливы. Я думал, мы будем вместе всегда.
– Так что же пошло не так?
– Каким-то образом секс стал важнее отношений.