Отчаянные меры. Драгоценный груз. Сущность зла
Шрифт:
– Капитан, – раздался в этот момент звонкий голос нового члена экипажа, – вы не могли бы сказать мне, где ЧАРЛЬЗ?
Все разом – Вонн, Мэй и мистербоб повернулись на этот голос как раз вовремя, чтобы подхватить Чич, падающую в обморок при виде одноглазого арколианца.
10
Память была здесь. Она была совсем рядом, и сейчас она была размером с комнату, в которой он проснулся. Знакомое чувство вырвало его из сна.
Подъем.
Эта
Подъем.
Кто-то высокий и широкоплечий смотрел на него из глубины какого-то тумана: как будто он увидел смутные очертания гостя, стоявшего за стеклянной стеной. Великан благодарил его, а остальные сгрудились вокруг безжизненного тела. Знакомый голос снова произнес:
«Да, сэр, славно мы продырявили этого мерзавца».
Проснись же!
Герцог вскочил, наконец, и оглядел комнату, в которой находился. Тонкая подстилка толщиной в несколько миллиметров предохраняла его от каменного пола, который выстудил тело до костей. Обстановка была предельно спартанской, если можно так выразиться, и до боли знакомой. Он сразу вспомнил все, что случилось. Что ж, закономерный исход. И что дальше? Тюрьма.
– Ты прав, – произнес тот же голос. Затем раздался смех. – Хочешь сигарку? У тебя проблемы, парень. Большие проблемы.
– Пошел вон, – ответил Герцог, намеренно отворачиваясь.
Смех стал еще громче и навязчивей.
– Теперь ничего не поделаешь. Придется с этим жить.
– Это ты убил его.
– Да ну? Я что-то даже не помню, о чем ты говоришь, – издевался голос. – Ладно скромничать. На твоем месте я давно бы свыкся с мыслью об этом. Хватит ломаться, как девочка. Можно подумать, ты ни разу в жизни не убивал и не крал. Как бы ты тогда занимался бизнесом?
– Я ничего не помню. Это все твоих рук дело.
– Ну да, конечно. Объяснишь это тюремному психиатру. Только на твоем месте я бы гордился тем, что замочил подлеца и спас жизнь двум близким людям.
– «На моем месте»! Ты и так все время оказываешься на моем месте, в самый неудачный момент. У меня жизнь кувырком из-за тебя.
– Так она давно у тебя кувырком. Ты же неудачник.
– Оставь меня в покое.
– Не могу. Сначала я должен тебе показать кое-что.
– Я не хочу видеть этого, Эрик. Я уже достаточно насмотрелся.
– В самом деле, ты так в этом уверен?
Герцог оглянулся на голос, но увидел перед собой лишь голые стены камеры.
– Я уверен. Ты, конечно, был героем и совершил немало подвигов, но по жизни ты был несчастным человеком.
– Ну, ты не настолько хорошо меня знаешь.
– Зато по твоим поступкам можно судить о многом. Ты никому не принес счастья в жизни, Эрик. Даже своим женщинам.
Камера с отбитой штукатуркой, лужи на каменном полу, трещины в потолке и одна-единственная лампочка в самом центре. Вдруг он почувствовал чужое дыхание, совсем рядом. Повернув олову, он увидел женские глаза и лицо, обрамленное челкой. Короткая стрижка выдавала в ней военнослужащую военно-космических войск. Она положила ладонь ему на грудь. Другая комната, другая кровать.
Внезапно воспоминания вспыхнули, как фосфор:
– Ты не Лей Бранд, – сказал он женщине.
Он безошибочно опознал: она не блондинка. По корням волос можно было определить, что они крашеные.
Женщина потянула на себя простыни, прикрывая грудь. Она усмехнулась:
– Беринговы Врата на расстоянии пятнадцати световых месяцев отсюда. Эрик приезжает раз в год. – Она отбросила челку со лба. – Это он придумал: сделать проститутку копией своей фронтовой подруги. Я бы хотела, чтобы он любил меня такой, как я есть, потому что, кажется, я могла бы помочь ему.
– Мне пора, – сказал Герцог.
– Куда так торопишься? Боишься, что нагрянет Эрик?
– У меня смутное предчувствие.
Женщина сложила руки на груди, освобождая объятья.
– Знаю, – сказала она. – Подожди здесь. Скоро появится Томас Фортунадо, и, если захочешь, я покажу тебе то, что я показывала Эрику, и то, о чем не знает Лей.
Герцог повернулся к ней спиной и уставился в разорванные взлохмаченные обои на стене.
– В чем дело, дорогуша? – спросила она.
– Не называй меня так, слышишь?
Она обняла его плечи и поцеловала в спину.
– Как скажешь.
Герцог зажмурился, пытаясь сопротивляться охватившему его чувству. Когда он открыл глаза, то опять оказался в камере.
– И что ты этим пытался доказать? Мне не нужны откровения какой-то шлюхи...
– Она не шлюха! – резануло в ушах. – Я никогда не платил ей.
– Слушай, ступай вон из моей жизни. Дай поспать спокойно. Мне больше неинтересны твои воспоминания.
Но голос был настойчив. Он нашептывал:
– И ты не хочешь узнать, что случилось с беднягой Фортунадо, который не знал себе равных в бою, который сбил столько истребителей, что ими можно вымостить целую планету? Неужели ты не хочешь увидеть последний час человека, презиравшего смерть и так часто смотревшего ей в лицо, что она уже по привычке отворачивалась, как вдруг...
– Ну, что еще?
– Вдруг однажды она его не узнала. И это был несчастливый день для Счастливчика Фортунадо.