Отчего бывает радуга
Шрифт:
Мы подходили к огромным старым деревьям в конце улицы, где когда-то был парк. Здесь я уже лет сто не бывал!..
– Лариса, а вы не знаете, кому ваш дядя покупает цветы?
– Цветы? Не представляю. Конечно, не своей жене, не тете Светлане. Они вместе не живут уже два года.
– Он настаивает на разводе, а вы говорите, что они два года вместе не живут?
– Ну и что? Не разведены юридически, но вместе не живут. Он считает, что и дом, и почти все вещи принадлежат только ему. Вот он и требует развода "по-хорошему", а тетя расходиться
– улыбнулась она.
– Но он такого цвета...
– Какого цвета?
– испугалась она.
– Что это вас все мучает?
– Так, ничего.
– Значит, он покупает цветы для женщин... Ах, бедная тетя Светлана! Как я ее понимаю!
Лариса сказала, что она должна меня оставить. Мы договорились с ней встретиться на следующий день.
Я, счастливый, с легким пустым чемоданом помчался на автобусную остановку, чтоб сразу же поехать к железнодорожным кассам и сдать билет. Веселая и возбужденная, став золотисто-шафрановой, на остановку прибежала Лариса. Оказывается, я едва не увез ее пустую хозяйственную сумку...
НЕОБЫЧНЫЙ ДРУГ
Наше первое свидание состоялось на следующий день, в десять часов утра на пляже.
Мне это солнечное утро запомнилось на всю жизнь.
Мы купались, загорали и непрерывно болтали. Я, что мог, рассказал Ларисе о своем странном цветовидении. Рассказал и о нашем с Вадимом Мильчиным приключении в остинском лесу.
Она смеялась и удивлялась, как все здорово и смешно там произошло. И сначала не верила моему рассказу, думала, я все выдумываю. В том числе и про свое цветовидение. Когда я упомянул о Ниготкове, о том, как ошибся, приняв за него совсем другого человека, Лариса сказала:
– Скорее всего это он гам и был. У него где-то там старинные друзья живут.
– Но как же он успел появиться дома?
– недоумевал я.
– Ну не знаю. Может, на вертолете прилетел.
В полдень мы сложили в сумку нашу одежду и пошли по берегу. Я включил магнитофон, и мы под тихую музыку неторопливо брели, говорили о разных разностях. Лариса что-то рассказывала о своей школе, о друзьях. Вспомнила о своей младшей сестре Жене и вдруг загрустила, совсем сникла, перестала говорить. Я спросил, что произошло. И она сказала, что в прошлом году ее сестра Женя утонула... Пошла с подругой купаться и не вернулась...
Что я Ларисе мог сказать?.. Она забеспокоилась, что дома ее ждет мама, и мы повернули обратно. Я проводил ее до дому. Предложил встретиться вечером. Она сказала, что, наверное, сможет выйти, дала мне номер своего телефона, и мы расстались.
Настроение у меня было плохое. Я съездил на нашу фабрику, вернулся домой, и бабушка послала меня на базар... Часов в семь я позвонил Ларисе, мне никто не ответил, и я пошел в кино. Так, чтоб отвлечься от некоторых своих мыслей.
Дома я оказался часов в девять.
Со стола еще не убирали. Не дождавшись меня, семья
Из спальни с развернутой газетой появился отец.
– Садись, Костя, ешь, - недовольно сказала мне мать.
По тому, как отец сел на диван, я понял: он сел для долгой беседы.
– Ну как живешь, Костя?
– спросил он.
– Расскажи хоть!
– Что "как"?..
– торопливо принимаясь за еду, небрежно проговорил я.
– Давно я тебя не видел. Завтракаем без тебя: спишь; обедаем, конечно, без тебя; ужинаем тоже без тебя.
– Я же не маленький.
– Да, большой, независимый... На обследование не едешь, на работу не ходишь... Оставил пока эти пустячки? Инвалид третьей группы ждет социального обеспечения! Позор!
Я ел торопливо.
– Еще котлетку положить?
– спросила бабушка.
– Ценное предложение, еще две, - кивнул я и, чтоб отвлечь отца от неприятных для меня разговоров, сказал: - Бабушка, вот к старости люди мудрыми становятся...
– Не всем это. Костя, удается!
– перебила она меня.
– Ну это верно, - согласился я.
– Вот и тот... Один тут человек ярко-фиолетового цвета, почти как клюквенный кисель... Вроде бы умный.
– Ты вот что, слушай, - сердито сказал отец, отведя в сторону хрустящую развернутую газету, - оставь-ка людей в покое! А то взялся: тот такой, этот сякой!
– Почти все люди всяких зеленоватых оттенков, а он фиолетово-сиреневый, - сказал я.
– Наш замдиректора по хозчасти. Представляете?..
– Все зеленые!.. Ты сам-то еще зеленый, чтоб обо всех людях без разбору судить. Ишь взялся! Чем, спрашиваю, занимаешься?
– Дня через два начну работать.
– Где?
– В одном тут месте. Место неплохое. Очень хорошее! Смогу по пятьсот-семьсот процентов плана давать.
– Это где же?
– поспокойней спросил отец.
– Контролером в трамвайно-троллейбусном управлений. Я ведь сразу безбилетников вижу. Они почти все одинакового цвета...
– Вот только сунься в трампарк!
– отец схватил газету и быстро начал ее складывать.
– Нашелся контролер! Только попытайся. Я тебе дам семьсот процентов! Ишь!.. Где полегче ищет. Пальцем указывать! Завтра-послезавтра поезжай на обследование. Неизвестно, что с глазами сделалось, а он сидит. Контролер! Чего ждешь, спрашивается? Пока отслоение сетчатки начнется? Или глаукома, или совсем перестанешь видеть? Так? Уж ведь и ешь в темных очках.
– Ну, отец, хватит, - сказала мать.
– Он и сам не рад. А ты, Костя, об этом подумай, что отец говорит.
Сложив газету, пожалуй, уже в шестнадцать раз, отец поспокойней сказал:
– Пора тебе, Костя, всю эту чепуху бросить. Хватит носиться! Все без толку. Не школьник уже.
– Клюквенный кисель будешь пить?
– вмешалась бабушка.
– Конечно! Три стакана.
Бабушка налила киселя полный стакан и, вопросительно взглянув на меня, сказала:
– Ишь, какой красивый!