Отчего бывает радуга
Шрифт:
– Мы двоюродные братья. Наши матери родные сестры.
– Вы двоюродный брат Ниготкова?
– поразился я.
– Сожалею об этом!
– искренне воскликнул он.
– Я с ним хочу порвать. Навсегда! Я решил...
Словесный закрыл глаза, сжал губы.
Я обратил внимание, что он еще быстрей начал утрачивать соломенно-желтый цвет, когда сказал, что боится меня. Он становился все более и более пепельно-серым и уже почти сливался с асфальтом. Так вот почему он был соломенно-желтым, а не фиолетовым: он решил с "ними"
– Скажите же о Ниготкове самое главное!
– попросил я.
– Говорите! Не трусьте!
– Не могу...
– с трудом разжал он губы.
– Язык не поворачивается. Я с ними порвал - и довольно этого...
Конечно, я не должен был разговаривать с пострадавшим. Но он сам затеял разговор, да к тому же было совершенно очевидно, что не настолько он пострадал, чтоб с ним нельзя было разговаривать (как потом оказалось, у него треснула коленная чашечка на правой ноге). Но главное - эти его признания!..
– К чему эта половинчатость!
– сказал я ему.
– Раз вы решились, то будьте последовательны до конца. Обратного пути у вас уже нет!
В нем появился настороживший меня сливяно-сизый оттенок.
– Ну хорошо, Константин...
– внутренне с чем-то согласившись, прошептал он и тут же тоном, заключающим в себе все значения жизни и смерти, тихо воскликнул: - Ты антихрист. Вот ты кто! Я знаю. Мы знаем... Вот как ты появился...
– Ахинея это, товарищ Словесный! Несусветная чепуха. Лучше сразу говорите о Ниготкове. Кто он, что?
– Только ради собственного спасения...
– не открывая глаз, в странном волнении проговорил он и замолчал.
– Не хотите говорить - ну и не говорите! Вам же хуже будет, - грубовато встряхнул я его за плечо.
– Да, да!.. Они сегодня...
– медленным и основательным движением ладони стерев со лба липкий пот, забормотал Игорь Тимофеевич.
– Они сегодня совершат... Он поедет за медом. На пасеку... Любит он сладкий мед!.. И он с ними... Нет, нет!!
– вдруг прошептал он и в знак отрицания замотал головой и вскинул над собой руки.
– Нет! Что это я говорю?.. Нечего мне сказать... Ну что вам всем от меня надо?!.
– Вы посмотрите - вот прилип!
– удивленно, с возмущением сказала надо мной какая-то женщина.
– Человека сбило, а он привязался с разговорами!..
Осуждающе заговорили и другие присутствующие.
Неожиданно голова Словесного повернулась набок. Казалось, он потерял сознание. Лежал с открытыми глазами и молчал.
Да, он хотел сказать еще что-то, но так и не решился. Будучи по натуре двойственным, Игорь Словесный, очевидно, часто так поступал в критических ситуациях. Получалось, что он как бы что-то и сказал мне, тем самым вроде бы сняв с себя половину вины, и в то же время как бы ничего определенного мне не сообщил и тем самым снимал с себя ответственность за мои выводы.
После короткого молчания я спросил Словесного:
– Скажите, где эта пасека? Игорь
Он лежал теперь с закрытыми глазами, с плотно сжатыми губами и молчал. В его пепельно-сизом цвете появились песочные тона. По-моему, Словесный слышал меня.
Надо мной раздался отчетливый голос:
– Извините!
Я поднял голову. К нам наклонился высокий молодой милиционер.
– Вы медик, врач?
– спросил он меня.
– Нет...
– А, тоже пострадавший... Прошу встать, если можете. Граждане, прошу всех отойти!..
– "Скорая помощь"!
– громко сказал кто-то.
Я отошел в сторону.
Вдоль улицы, в который раз уж, порывом, сметая бумажки, подул ветер. В небе клубились предгрозовые тучи. Дождь мог пойти с минуты на минуту.
Еще недавно я мучился в догадках: какое преступление эти фиолетовые совершили - какое-нибудь бандитское нападение, изготовление поддельных денег, грабеж, мошенничество??.
Теперь же, после слов Словесного, все как будто прояснилось для меня: с какой-то пасеки может быть совершено крупное хищение меда. Мед, мед... Все-таки была в этом "меде" какая-то фальшь!..
Обо всем, что мне стало известно, мне надо было просто-напросто сообщить в милицию. Но я не очень-то торопился. По правде сказать, мне очень хотелось самому схватить Ниготкова за руку.
Короче говоря, с этого часа из-за ложных представлений и своей самонадеянности я начал совершать ошибки.
Я из автомата позвонил Ларисе. Она была дома. Мы договорились с ней встретиться в четыре часа у кинотеатра "Аленка".
Позвонил на фабрику Вадиму Мильчину, чтоб и он принял участие в поимке Ниготкова. Но была ведь суббота! Я помчался к Вадиму домой. Дома его не было. Я оставил Вадиму записку и погнал к кинотеатру "Аленка".
Я ждал Ларису на скамейке. Напротив меня останавливались и катили дальше трамваи. Вдруг на остановке среди ровной и спокойной цветовой гаммы пассажиров появилось яркое пятно. С передней площадки прицепного вагона среди прочих пассажиров сошел мужчина в широченном чесучовом костюме, в соломенной шляпе. Он был фиолетового цвета!
Я быстро подошел к нему и резко спросил:
– Извините, ваша совесть чиста?
– Нет, - ничуть не удивившись вопросу, коротко сказал он, придерживая от порывов ветра свою шляпу.
– Нечиста. Это точно.
– Почему? Можете сказать?
– Вот как!..
– Попытался он сдвинуть на затылок свою соломенную шляпу.
– Первый раз в жизни - и попался. Извините, товарищ контролер! Вот первый раз надел новый костюм - и оказался без копейки. Забыл взять деньги и, пока по карманам искал, "зайцем" две остановки и проехал. Вот и решил до третьей, хоть и тяжеловато, пешком дойти. А как вы догадались?
– По выражению лица...
– Извините, а где это вас так... побили? И как так можно: по лицу?.. с болью в голосе проговорил он.