Отчего бывает радуга
Шрифт:
– На службе... В бункер упал, - промямлил я.
– Надо бы поосторожней, - сморщился он.
– Так нельзя!..
Я вернулся к скамейке и сел. Мне было стыдно, как-то очень неприятно. Вот тебе и контролер.
Ветер все усиливался. Дул порывами. Серые тучи разлетались. Солнце то пряталось, то выходило из-за туч, ярко все освещая.
Сияя золотисто-лимонным пламенем, пришла подгоняемая ветром Лариса.
– Здравствуй, опечаленный адмирал!
– с веселыми искорками в голосе, насмешливо проговорила она.
–
– Привет, - печально ответил я.
– Буря будет обязательно.
Она села рядом со мной.
– Ну что загоревал? Корабли разметало по морю? А?..
Наверно, только что читала книгу. Она постоянно играла какую-нибудь роль - или тех героинь, о которых только что вычитала в книжке, или копировала знакомых женщин.
– Ну наплакался?
Я выпрямился, откинулся к спинке скамейки.
– Ой, ужас! Побит?.. Синяки... И какие это дети отколошматили тебя?..
– Дети?..
– вдруг вспылил я и, не задумываясь, сказал: - Лариса, твой дядя Ниготков, очевидно, вор!
– Очевидно?..
– сердито спросила она.
– А для нас это не очевидно! И с чего ты это взял? Я запрещаю тебе так говорить о нем!
– Ниготков ворует мед! Лариса, а вашей семье Демид Велимирович мед приносил?
– Да, приносил! И я его ела. Ворованное такое сладкое!
– съязвила она.
– Когда приносил?
– В прошлом году! Все?
– Мед был ворованный...
– Какой ужас... Значит, мы опозорены? Ах, Костя, что мы должны сделать? Я сейчас же пойду и все расскажу маме.
– Сколько он вам меду привозил?
– Две банки. Но ведь мы же не знали, что он его украл!
– Банки большие были?
– Да, - кивнула она.
– Трехлитровые.
– Ну, это ерунда!..
– Правда, Костя?
– улыбнулась она.
– Конечно. Вот сегодня они хотят похитить с пасеки побольше...
– Сколько?
– Черт знает... Может, несколько тонн.
– Какой кошмар! И это Демид Велимирович!.. А нам сказал, что мед от бабки Анисьи, от его матери.
– А где она живет?
– спросил я.
– В деревне Подлунной. Это километрах в трех-четырех от станции Остинки...
– Остинка?!.. А, знакомая станция!
– почти что злорадно воскликнул я. Все складывается как нельзя лучше. Вот оно что, оказывается!.. Вот оно что!!
– Там и пасека есть, - продолжала Лариса.
– Подлунная на этом берегу, а пасека на другом...
Я достал сигареты, закурил.
– Ты бы лучше не курил!
– после молчания сказала Лариса.
– Почему?
– Ну потому что не умеешь.
– Ты знаешь, - сказал я, - хочу я Ниготкова сам за руки схватить. А то все думают - я к нему придираюсь... Это ведь его друзья так меня разукрасили.
– Ах, вот оно что!
– она кулачком стукнула себя по колену.
– Ну Ниготков!..
– Лариса, поедем в эту самую Подлунную. Сейчас же, - решительно сказал я,
– Зачем это?.. Да и поздно ведь, Костя.
– Ерунда! До Остинки на электричке - полчаса. Поезжай сейчас же домой. Возьми какую-нибудь пустую банку с авоськой. Поедем в гости к бабушке Анисье. Вроде бы за медом. Может быть, вначале ты одна к ней зайдешь. Там увидим... Посмотрим, что там делается.
Мы договорились с Ларисой встретиться в скверике у кинотеатра "Аленка".
Я посадил ее на трамвай, а сам пошел в гастроном. Купил сыру и конфет. Из магазина направился к кинотеатру. Постояв перед афишами, вошел в вестибюль. Так, из пустого любопытства.
И вдруг у меня за спиной кто-то радостно проворковал:
– О-о, Костюшка! Сколько лет, сколько зим...
– Ниготков?!
– рефлекторно отпрянув, воскликнул я.
– Здоров, Костя!
– с каким-то обыденным видом, по-братски протянул он мне свою темную, грязно-сиреневую руку и со взмокшего лба, более светлого, чем сливяно-фиолетовые щеки, сдвинул шляпу на затылок.
– Че, в кино, что ли?.. Фильм интересный, не знаешь?
– Интересный, говорят, - уже спокойней сказал я.
– Стоит посмотреть.
– А я вот половину свою не дождусь. Два билета вот только что купил...
– то разглядывая билеты, то вертя по сторонам головой, быстро говорил он.
– А ее все нету. И ведь через двадцать минут начало. Недавно, Костя, женился я. Второй раз...
– Он как бы пренебрежительно махнул на себя рукой, улыбнулся и смущенно опустил голову.
– Такая вот се ля ви, дружок. А то ведь нам, холостякам, на цветах, подношениях и разориться ничего не стоит. А женщины ведь любят, когда им цветы дарят. Конца не видно! довольно засмеялся он и вдруг странно так уставился на меня.
– Поздравляю, Демид Велимирович, - сказал я, не веря ни одному его слову.
– Спасибо, дружок!
– А цветы ведь и после женитьбы и жене, говорят, дарить полагается, заметил я.
– Что ни говори, Костя, а жена не невеста! При жене какие там цветы... У тебя две копейки не будет? Хочу ей еще раз позвонить. Вышла она или нет...
Я порылся в карманах, нашел и дал ему монету.
– А у тебя, кстати, Константин, как здоровье-то? Не улучшилось зрение?
– Улучшилось, Демид Велимирович. Спасибо. Лучше стал видеть.
– Ну вот и хорошо. Это хорошо!.. Все, Костя, хорошо, что хорошо кончается. А цвет-то этот твой... все еще видишь или как?
– Да, все еще вижу. Сам не рад.
– На обследование так и не ездил, - неодобрительно мотнул он головой. Ждешь чего-то...
– На днях поеду. Пора уж.
– Обязательно, Костя, надо ехать. А то ведь пурпуровый пигмент... В глазах на сетчатке такой есть... Может у тебя начаться разрушение этого пурпура. Обратно он не восстанавливается. А тогда все: по-человечески цвет ты уже никогда больше не увидишь.