Отчий дом. Семейная хроника
Шрифт:
И действовали…
Действовали, когда Ваня повез невесту с шаферами и подругами на чертовой машине в замураевскую церковь. Толпа навалилась к воротам, и нельзя было ни пройти, ни проехать. Никакие уговоры и угрозы словесные не действовали. Что же прикажете делать?
День был праздничный, и потому барская свадьба превратилась в народное гульбище, в бесплатное зрелище. И Никудышевка, и Замураевка, и весь путь между ними кишел толпами народа…
По всем дорогам в Замураевку звенели колокольчики. Это съезжалась окрестная культурная интеллигенция: помещики с семьями, служилое сословие. Званные и незванные на свадьбу. Посмотреть на такое исключительное событие всем любопытно. Немудрено, что простой люд толпами двигался к церкви…
Так как в церковь пропускали только
Из храма неслась торжественная песнь в честь невесты: «Гряди, гряди, голубица моя!» [497] , а Наташа поднималась на паперть храма с низко опущенной головой и со слезами в испуганных глазах…
Зато в церкви было тихо, красиво, торжественно и благоговейно. Венчали Наташу благочинный алатырского собора, знакомый нам отец Варсонофий с похожим на льва басистым диаконом, пел прекрасный хор. Вечернее солнце врывалось в высокое боковое окно храма и огненным мечом как бы охраняло венцы на головах жениха с невестой. Голубой дым кадильный возносился к небесам и таял в прекрасных звуках хорового песнопения.
497
Встреча жениха и невесты в храме сопровождается гимном из «Песни Песней»: «Гряди, гряди, от Ливана невеста, гряди, добрая моя, гряди, голубица моя!»
Все неприятное и оскорбительное сразу куда-то провалилось и исчезло. Слезинки еще не высохли на ресницах невесты, но радостное личико в флердоранже [498] было спокойно и прекрасно как никогда.
Но когда венчание кончилось и Ваня усаживал молодых в свою «чертову машину», пришлось снова пережить весьма неприятные минуты, а стражникам снова пришлось поработать нагайками.
Молодые вернулись домой первыми. С ними и маленький Женя с благословенной иконой. Ни бабушка, ни родители Наташи в церкви не были: бабушка не могла покинуть своего командного поста, а родителям по церковному обряду присутствовать там не полагалось [499] . По намеченному заранее церемониалу бабушка спрятала молодых на антресолях, арестовала их до поры до времени. Бабушка нас с вами туда не пустит, а потому мы пока осмотрим брачные чертоги!
498
Флердоранж —цветы померанцевого (апельсинового) дерева, украшающие головной убор невесты. Их белый цвет символизирует чистоту и невинность.
499
В целях борьбы с браками, заключаемыми по принуждению, указом от 5 января 1724 г. Петр I родителям новобрачных запрещал под страхом наказания присутствовать при венчании. Перед совершением таинства родители были обязаны дать присягу, что они не неволят своих детей к браку. К концу XIX в. это правило не носило обязательного характера.
Огромный зал и отделенная от него колоннадой гостиная уставлены двумя рядами столов, сверкающих белоснежными скатертями, хрусталем и фарфором в полном вооружении для предстоящего чревоугодия. На стене транспарант из цветов с инициалами молодых. В соседней с залом комнате прячется оркестр музыкантов, выписанный из алатырского клуба. Есть дамская «секретная комната». На садовой веранде — чай и кофе. Веранда,
— Я, бабушка, гарантирую, что пьяный уровень не поднимется выше 40 градусов.
— Да как же ты это сделаешь?
— А я, бабушка, устрою в бильярдной особый приемный покой «зеленого змия»… У кого из гостей температура поднялась выше 40 градусов, — карета скорой помощи: под ручки и пожалуйте в бильярдную впредь до падения температуры до надлежащего градуса!
— Боюсь, что тебя самого туда прежде всех и придется отправить!
Но вот у ворот барской ограды шум толпы, колокольчики, гарцующие стражники. Вереницами подъезжают гости на брачный пир…
Отчий дом — как растревоженный улей — наполняется веселым оживленным говором, смехом радости, приветствиями, восклицаниями, говорком, напоминающим голубиное воркование. Где-то застенчиво позванивают скрипочки. Суетятся выписанные из алатырского клуба лакеи в перчатках. Звенят детские голоски птичками…
В общем, пестро и не стильно. Не дворянская ассамблея былых лет, а действительно зверинец. Есть фраки, но есть и весьма поношенные пиджачки. Есть платья самого новейшего фасона, но есть и прошлого столетия. Есть дворянский мундир, но есть и поддевка с высокими сапогами. Немало лохматых и очкастых интеллигентов с застывшим на лице «политическим направлением», но не меньше и таких физиономий, которые напоминают Собакевичей и Маниловых, переряженных в современные костюмы.
Все спуталось в один клубок и скорее напоминало уездный бал после земского собрания, чем дворянский праздник, праздник «опоры царского трона».
Только бабушка да предводитель дворянства генерал Замураев имели какое-то тайное сходство с иронически посматривавшими на гостей портретами предков. Бабушка с напудренной головой, в старинной прическе, с величественными жестами и милостивой улыбкой. Генерал Замураев в дворянском мундире, бравый, решительный, орлом посматривающий на окружающих, крутящий жесткий подкрашенный ус с зеленоватым отблеском, громче всех говорящий и смеющийся раскатисто.
Около генерала группируется вся прочая «опора трона» в смешении с сельскими властями: тут исправник, становой, отец Варсонофий.
Около Павла Николаевича держится больше лохматый и очкастый интеллигент.
Сразу видно, что тут два магнита, притягивающих разношерстную публику. Только алатырский голова, купец Тыркин, да симбирский купец и землевладелец Яков Иванович Ананькин как-то лавировали между этими двумя магнитами: то тут, то там. Нейтралитет держат. И везде приемлются как единомышленники и друзья.
Есть и среди «опоры трона» двое таких: князья Енгалычев и Виноградов, дворяне, держащиеся весьма самостоятельно и с достоинством, без всякой умиленности перед генералом Замураевым, которая замечается со стороны всех прочих дворян-помещиков. Князья Енгалычев и Виноградов самые богатые дворяне в Алатырском уезде. Первый имеет два винокуренных завода и гонит спирт для казенной монополии. Второй имеет суконную фабрику в компании с Ананькиным и берет подряды на поставку солдатского сукна.
Но вот бабушка сделала повелительный жест в пространство. Все стихло, и грянул туш: появились под руку выпущенные из-под ареста молодые… Оба страшно взволнованы и смущены. Бабушка обсыпает приготовленным хмелем молодых и целует их. Аплодисменты, многоголосое «ура» и взрывы оркестра сливаются в дружный вихрь звуков. Все уже поздравили молодых в церкви, но, следуя бабушкиному примеру, снова потянулись к молодым и заставили их еще раз подвергнуться этой долгой и скучной для них операции. Затем отец Варсонофий прочитал молитву, благословил столы, и гости начали рассаживаться по записочкам на приборах.