Отчий дом. Семейная хроника
Шрифт:
Павел Николаевич отлично все понимает, незаметно кивком головы дает понять оскорбленным, что те получат компенсацию…
И действительно, когда бабушка исчезла с горизонта, а лакеи стали разносить ананасы в шампанском, Павел Николаевич встал и постучал вилкой о звонкую хрустальную вазу. Левый фланг вздрогнул и застыл в приятном ожидании. Адам Брониславович потупил глаза.
— Господа! Теперь, когда все уже сказано и мне никаких пожеланий для молодых ораторами не оставлено, когда все съедено и остались только ананасы в шампанском, — разрешите и мне, отцу новобрачной, все-таки, хотя бы и перед ананасами,
— Просим! Просим!
— Если скажу что-нибудь не в тоне общей торжественности, вы закусите ананасами в шампанском и впечатление от неудачного слова изгладится!
Все во всех лагерях весело засмеялись, а «зубры» и «бегемоты» пребывали в полной беспечности, не чувствуя, что готовится удар…
— Так вот, господа! Как-никак, а я все-таки родитель. Ораторы совсем забыли об этом и говорили: «Мы отдаем, мы вручаем» — это про Наташу, мою дочку! Бывали в старину «дочери полка», но «дочерей целого сословия», кажется, история наша не отметила. Простите меня великодушно, но никакому коллективному родителю я своего родительского места уступить не могу!
И снова веселый хохот. Хохочут уже и «зубры», и «бегемоты» с супругами.
— Один из ораторов весьма поэтично назвал мою дочь «розой симбирского столбового дворянства» и посоветовал молодому мужу хранить эту розу…
На правом фланге насторожились.
— Я, как отец этой розы, чувствительно тронут и польщен сравнением, но жизнь состоит не из одной поэзии, а с огромной примесью прозы, от которой никуда не спрячешься… Вы говорите, дворянская роза? Я не профессор ботаники и не садовод. Но знаю, что розы выращиваются на жирном… навозе. Для дворянских роз был нужен навоз, которым являлся закрепощенный в рабство народ!
Сразу сделалось тихо, напряженно… В тишине с правого фланга раздался выкрик:
— А пушкинская Татьяна? Тургеневская Лиза?
На мгновение Павел Николаевич и все его друзья немного опешили. В самом деле, ведь Татьяна и Лиза — чисто дворянские розы! Павел Николаевич развел руками:
— Я отдаю дань восхищения этим дворянским розам, так искусно и художественно засушенным и переданным нам художниками нашей классической литературы. Но, господа, не течет река обратно. Не одни такие розы росли на крепостном навозе. Те же мастера художественного слова вместе с такими редкими розами, засушили нам Скалозубов, Маниловых, Иудушек и прочее, и прочее. Наталья Павловна, как и вообще наши дети, родилась и воспитывалась в ту пору, когда мы, дворяне, должны были согласиться с императором Александром II, что раб, служивший для нашего благополучия, не навоз, а человек!
Весь левый фланг и центр загремел взрывом рукоплесканий.
— Слишком дорого обходились и государству, и народу «дворянские розы», и я горд, что моя роза выросла на другой почве, совсем не на дворянской! И вот, обращаясь к своему зятю, я скажу: я отдаю вам не дворянскую розу, а живого свободного и прекрасного человека! И отдаю не польскому витязю, а тоже свободному человеку. Надеюсь и верю, что оба вы прежде всего будете помнить и гордиться не тем, что вы носите звание дворян, а тем, что носите высокое звание человека, созданного по образу и подобию Божьему! В этом сила и крепость и вашего личного союза, и братского содружества двух свободных славянских
Раскаты ура, рукоплесканий, музыки, звона бокалов…
Что поделаешь? Теперь и «зубрам» с «бегемотами» пришлось поднять бокал!
Правда, они подняли его без особенной радости и не кричали, но крику было больше чем достаточно. И почему-то особенно радовались Ананькин и Тыркин. Забыли про молодых и вереницами тянулись к Павлу Николаевичу, чтобы пожать тайно и крепко руку за такое блестящее отмщение…
Докушали ананасы в шампанском, и браные столы начали принимать хаотический характер боевого поля, где только что кончилось сражение…
Все снова спутались в общей сумятице. Одни потянулись на веранду и в парк, другие — в «буфет-пьянку», часть дам — в свою секретную комнату… Точно забыли про молодых: у всех свои дела и замыслы. Впрочем, их уже не было: они устали, переволновались и скрылись на антресолях от друзей и врагов…
Когда стемнело, отчий дом превратился в волшебный замок, полный всяких чудес: танцы под оркестр, пение прекрасного хора, иллюминация в парке, бенгальские огни, фейерверки…
Всю ночь барский дом был осажден изумленным чудесами народом, для которого этот дом превратился как бы в сказочный замок волшебника Черномора…
Нехорошо оно выносить сор из избы, но что поделаешь? Летописец обязан заносить на страницы своей летописи всякие происшествия и события своего времени.
Ночью в Ванином «буфете-пьянке» произошел крупный скандал с мордобитием.
Как и предсказывала бабушка, Ваня напился первым и не мог уже наблюдать за повышением температуры и градуса гостей. Поэтому карета скорой помощи перестала работать и в буфете скопился горючий материал.
А как и что случилось, читатель узнает в следующей главе.
Уже во время концертного отделения в освобожденном от браных столов зале было заметно, что многие гости мужского пола достигли значительного градуса: громко разговаривали, подпевали выступающим солистам, прерывали их преждевременными аплодисментами. Свершилось и предсказание бабушки: Ваня Ананькин напился прежде всех прочих и, самовольно захватив роль конферансье, начал занимать публику своими интермедиями, хотя и остроумными, но часто весьма нескромными, приводившими в восторг подвыпивших мужчин и заставлявших смущаться и краснеть дам и девиц. Когда программа концерта была закончена, Ваня поднялся на эстраду и начал декламировать неповинующимся языком:
Ночь!., успели мы всем насладиться… Что ж нам делать? Не… не хочется спать. Мы теперь бы готовы молиться…Тут Ваня глупо улыбнулся и кончил экспромтом:
Да девицы хотят танцевать! — Музыка! Вальс!И начался бал. Танцевала больше молодежь, а солидные гости либо играли в карты в гостиной и на веранде, либо твердо отсиживались в Ваниной «мертвецкой», набирая градус и толкуя о различных событиях и вопросах государственной важности.