Отчий дом. Семейная хроника
Шрифт:
Около полуночи бал оборвался и публика хлынула в парк, похожий теперь на сады волшебницы Альцины [503] . Разноцветные китайские фонарики, гирляндами развешенные по аллеям, смоляные факелы, бенгальские огни, снующая парочками публика, смешки и вскрики в густых зарослях, смена освещения то красного, то синего, то зеленого, взвивающиеся и рассыпающиеся разноцветными звездочками ракеты в казавшихся теперь черными небесах — все это действительно напоминало былые дворянские ассамблеи, еще никогда не виданные современными жителями деревни. Никудышевцы не ложились спать и висли на заборах и ограде парка:
503
Отсылка
— Как в раю!
Дом опустел. Пребывал в хаосе безначалия. Молодые после бала скрылись в приготовленном для них левом флигеле и больше не появлялись. Бабушка переутомилась от хлопот и волнений — у нее началась обычная мигрень, и она залегла, как медведь в берлогу, в своей комнате на антресолях. Тетя Маша бродила, как сонная муха осенью. Некому стало распоряжаться, и отчий дом был предоставлен всяким случайностям. Как бы капитулировав перед гостями-завоевателями, Павел Николаевич давно уже перестал разыгрывать роль гостеприимного хозяина и втянулся в бесконечный «винт» с правыми.
Центром жизни и оживления сделался в доме Ванин «буфет-пьянка». Хотя там плотно засел «третий земский элемент», но время от времени туда заглядывали и картежники из правого лагеря, чтобы освежиться и промочить глотку.
Вот там-то и случилось…
В былые времена весь третий элемент земства состоял из народнической интеллигенции. Все земские врачи, агрономы, учителя, фельдшеры, техники — все были народниками, если не с революционным, то оппозиционным настроением к правительству и его властям. Теперь в этом левом земском лагере, по-прежнему революционно настроенном, завелись интеллигенты новой марксистской идеологии. Конечно, между интеллигентами старой и новой веры, как всюду в центрах, так и здесь, в глухой провинции, шла непрестанная словесная распря. Даже когда два таких идеологических врага сидели молча за одной работой, они напоминали два электрических провода с положительным и отрицательным электричеством. Стоило только их сблизить, чтобы получился удар и искра.
Все было тихо и мирно. Два статистика, агроном, земский страховой агент, земский врач, секретарь земской управы, знакомый нам Елевферий Крестовоздвиженский, сперва вспоминали о своей младости и революционных заслугах, потом пели хором студенческие революционные песни и казались друзьями и единомышленниками. Но вот в буфет вошли купец Ананькин под ручку с князем Енгалычевым и за ними следом генерал Замураев под ручку с исправником, продолжая начатые раньше разговоры. Ваня, весьма комично разыгрывавший роль буфетчика, налил для них водки, но генерал поморщился и сказал:
— Ты знаешь, что я пью только коньяк! Дай две коньяку!
— Ну а мы с тобой, князь, царской монопольной, потому что мы патриоты! — пошутил купец Ананькин и предложил партнеру выпить за министра финансов Витте.
— Господа, — обратился купец Ананькин к генералу с исправником, — выпьем все за Сергея Юльевича!
Князь Енгалычев и Яков Иванович протянули рюмки, чтобы чокнуться, но генерал
— Не могу-с!
Исправник остался в молчаливой неподвижности.
— Это почему же так? — обиженно спросил растерявшийся Яков Иванович, оглядывая публику ищущим сочувствия взором.
Генерал не ответил и выпил в одиночку. Исправник остался с рюмкой. Яков Иванович к нему:
— Как же это исправнику не выпить за здоровье министра? Чай, одному царю служите? — с искренней наивностью спросил Яков Иванович.
Исправник пожал плечом и чокнулся с Яковом Ивановичем, чокнулся как-то виновато. Вся левая публика дружно захохотала:
— Браво, Яков Иваныч!
Генерал почему-то обиделся и стал бочком пролезать через толпу к выходной двери. На пороге обернулся и крикнул Якову Ивановичу:
— Тут найдется очень много желающих выпить за министра Витте. Я не из их числа! [504]
И скрылся.
Генерал поступил честно и прямолинейно: он считал министра Витте тайным революционером, тайным другом всей этой интеллигенции и врагом дворянства. Исправник думал так же, но, как представитель власти, вынужден был выпить за Витте.
504
Слова Чацкого (А. С. Грибоедов. «Горе от ума», дейст. 3, явл. 3): «Когда в делах — я от веселья прячусь, / Когда дурачиться — дурачусь, / А смешивать два этих ремесла / Есть тьма искусников, я не из их числа».
Вот этот комический эпизод и послужил началом острых споров и столкновений, окончившихся мордобитием.
Исправник поспешил удрать следом за генералом, а Яков Иванович с князем Енгалычевым остались и приняли участие в спорах…
Пословица говорит: что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. И вот в неожиданной словесной битве, закипевшей около имени Витте, как в маленьком осколке зеркала, отразился весь хаос в умах и душах культурных людей, который царил теперь во всей взбаламученной России. Правда, это отражение получило карикатурный облик, ибо воевали подвыпившие провинциальные представители всех классов, сословий и власти, но тем выпуклее и ярче предстал перед нами общий развал в умах и чувствах…
В поведении предводителя дворянства генерала Замураева мы узрели «праздник на дворянской улице» и гордое сознание своего государственного значения со стороны «опоры трона».
В поведении исправника, вошедшего под ручку с предводителем дворянства и с пугливым запозданием выпившего за министра Витте рюмку водки, — полную растерянность власти, вынужденной раскланиваться как с «опорой трона», так и с ненавистным ей «красным министром».
В поведении Якова Ивановича — «праздник на улице торговли и промышленности», так расцветшей благодаря министру Витте.
В поведении князя Енгалычева, вошедшего под ручку с Ананькиным, — двусмысленное положение той части «опоры трона», которая, так сказать, уподоблялась тому ласковому теленку, которому удается сосать двух маток: Дворянский банк и винную монополию.
В поведении интеллигенции — полную идеологическую разруху и «смешение языков». Яков Иванович, как бы оскорбленный в своих лучших чувствах отказом генерала Замураева выпить за министра финансов, вздумал апеллировать ко всей публике:
— Как же так, господа? Кто поднял наши финансы и нашу промышленность до такой высоты? Кто обогатил государство? Витте! Теперь, скажем, сколько голодного народу около фабрик и заводов кормится? А кто сделал это? Витте! Все мы должны выпить за здоровье Сергея Юльевича!