Отчий дом. Семейная хроника
Шрифт:
— Как дела? — тихо спросил его Елевферий.
— Господь даже одной заблудшей овце, возвращенной в стадо, радуется на небеси, — тихо же ответил батюшка, отирая клетчатым платком пот с лица своего.
Тыркин посмотрел на часы:
— Ехать пора.
— Ничего, жары нет, по холодку-то лучше…
Все встали. Захватив шляпы, двинулись на двор. Павел Николаевич провожать гостей пошел.
— А что я попросить хочу… — начал отец Варсонофий, задерживая шаг. И Павлу Николаевичу пришла мысль — вероятно взаймы попросит. Оказалось не то. — Не продадите ли одного поросеночка из тех, что показывали нам давеча? Очень уж понравились породой своей. Почем вы их оцениваете?
— Полноте, батюшка! Да я вам подарю…
— Зачем же дарить? Нет, уж вы продайте!
Павел Николаевич
— Возьми корзинку, набей сеном и пару поросят туда… В тарантас, для батюшки…
— Зачем двух-то? Господи! Напросился… Стыд-то какой…
— Боровка и самочку!
— Как вас благодарить? Слов не нахожу.
Кудряшёв приволок корзину с поросятами. Павел Николаевич принял благословение, попрощались, одарив друг друга всяческими благопожеланиями. Гости стали усаживаться.
Звякнули колокольчики. Покатился тарантас. Завизжали поросята.
Все: и гости, и ямщик, и лошади — уезжали довольными, сытыми и веселыми. Когда проехали плотину и стали подниматься на гору, ямщик спрыгнул с козел и, придерживаясь за край кузова, пошел рядом с тарантасом:
— Хороший господин, — говорил он, покачивая кнутовищем.
— Кто? — спросил Тыркин.
— Да он, барин никудышевский! Сколь раз ни случалось сюда бывать, завсегда напоят, накормят, лошадям овса дадут.
— Истинно добрый человек, — откликнулся отец Варсонофий.
Тыркин тоже откликнулся:
— Разное про него болтают, а я одно скажу: башковатый, мозги хорошо положены. Ну а нам без таких невозможно. Без них нас загрызут. Дельный да зубастый нам нужен, а то позабудут, что и город Алатырь на свете есть. Сколь годов примерно хлопочем, чтобы нам заместо прогимназии полную гимназию дали [193] ? А ничего не выходит. А почему? Зубастый человек нужен, чтобы и зубами крепко за укус держался да и языком острым, где нужно, растравлял дело. А у нас? Не председатель, а видимость одна. Его и слушать не хотят, когда языком звонит. Все знают, что ничего умного сказать не может. Скучаешь только да ждешь, когда замолчит.
193
В гимназиях (делились на классические, дававшие преимущественно гуманитарное образование, и реальные, где больше внимания уделялось естественно-научным дисциплинам) было семь классов в отличие от прогимназий, где программа была рассчитана только на четыре класса. Выпускники прогимназий не имели права поступать в университет.
— Ну, не будем осуждать: у нашего лета значительные…
— Так иди на печь спать!
— Придет час, и мы состаримся…
— Состаримся, сами от дела отойдем…
Долго молчали. Потом ямщик обернулся и спросил:
— А что, сколько это будет миллионт целковых?
— А зачем тебе это знать понадобилось? — неприветливо спросил Тыркин.
— А слыхал я на дворе, быдта барин никудышенский миллионт в карты выиграл?
— Слышите звон, да не ведаете отколь он, — наставительно сказал отец Варсонофий.
Ямщик прыгнул на козлы, подобрал под себя кафтан и ударил по лошадям. Небеса хмурились. Из-под горизонта ползла дождевая туча. Вдалеке погромыхивала приближающаяся гроза…
Приближался срок освобождения Григория из тюрьмы, и отчий дом был в радостном волнении. Все было уже сделано: послано триста рублей в контору московских «Крестов» [194] для вручения выходящему на волю политическому арестанту, дворянину Симбирской губернии Григорию Николаевичу Кудышеву; послано письмо милому Гришеньке с бесчисленным количеством ласковых слов и поцелуев, с наказом дать телеграмму в Алатырь тете Маше о дне приезда в Симбирск, чтобы встретить блудного сына; за месяц вперед приготовлена на антресолях комната для Гришеньки, чтобы он непрестанно, и днем и ночью, был поближе к истосковавшейся матери. Комната отремонтирована, полы, дверь и окна покрашены заново, светло, бело, уютно, словно в девичьей спаленке. Каждый день Сашенька
194
Возможно, иносказательное обозначение Бутырской тюрьмы в Москве (по аналогии с санкт-петербургскими «Крестами»).
Ждали все по-разному. Мать горячо, тревожно, без всяких рассуждений о прошлом и будущем блудного сына своего. Легко сказать: больше двух лет тревожной разлуки! Сколько дум передумано, сколько слез по ночам выплакано! Теперь все это прочь! Только радость скорого свидания! Скорей, скорей лети, время! Приходи, желанный час! А дни ползут, как тараканы. Так мучительно ожидание, когда нарочный от Маши с телеграммой приедет.
Елена Владимировна ждала радостно, но терпеливо и спокойно. Когда-то они с Григорием были большими друзьями, много откровенничали. Интересно, что за человек выйдет из Гриши после двухлетнего одиночного заключения. Вот женился бы на Сашеньке! Когда-то влюблен в нее был. Сколько таких браков между двоюродными братьями и сестрами бывает! Уехали бы куда-нибудь подальше, да и повенчались! Сашенька такая ласковая, такая застенчивая смиренница, у нее много общего с Гришей в характерах, вышла бы счастливая пара…
Сашенька тоже ждала. Первая любовь как в тумане плавала, образ повешенного любимого покрылся ореолом святости и отодвинулся, не рождает уже тревоги в крови, а лишь отвлеченное благоговение перед его «геройской жертвой». Никто и ничто не могло бы поколебать в Сашеньке такого восприятия гибели юноши Ульянова и тех неизвестных, что были с ним. Через эту жертву Сашенька смотрела и вообще на революционеров. Она плохо разбиралась в политических событиях, но сердцем чуяла, что это совсем «не злые изверги рода человеческого», а совсем напротив. Вот и Гриша, просидевший в одиночной тюрьме, пострадавший вместе с ними, окрасился в ее представлении в геройский цвет. Сашенька много наслушалась от Елены Владимировны и Анны Михайловны о Гришеньке, вспоминала его влюбленность в нее, и теперь ее тоже тревожило ожидание… Ах, сокрытая в деревенской глуши девушка всегда ждет, что зазвенят колокольчики, подъедет экипаж, ловко выпрыгнет из него некто красивый и статный и… они полюбят друг друга. А ведь на сей раз это не пустая фантазия, и действительно скоро подъедет тарантас с тем, кто влюблен в девушку. Как же не вздрагивать и не замирать сердцу перед близкой грядущей неизвестностью?
Шумно ждали ребята, Петя и Наташа. Мечтали как о друге, с которым будут жить душа в душу. Оба помнили одно только: с дядей Гришей всегда было интересно.
В ожидании Павла Николаевича, помимо родственных чувств, были и практические соображения. Он решил принять предложение баллотироваться в председатели алатырской земской управы. Мать этого еще не знает, но Елена Владимировна посвящена в тайну и согласна. И теперь Павел Николаевич надеется, что Григорий до некоторой степени заменит его и поможет матери в хозяйстве. А то мыкаться в разъездах между Алатырем и Никудышевкой, разрываясь надвое, тяжело и непродуктивно.
И вот однажды ночью к воротам подъехал нарочный от тети Маши и поднял на ноги весь барский дом. Запрыгали в окнах огни, забегали полураздетые обитатели. Телеграмма:
Надеюсь быть Симбирске пятнадцатого мая. Целую всех.
Буйный взрыв торжествующей радости! Закрутила, как вихрь, эта радость старый дом, видавший много уже и радостей и печалей. Но такой радости, пожалуй что, и не видал еще он. Мать разрыдалась до обморока. За фельдшером в Замураевку послали. Сашенька, бегая по лестнице, ногу вывихнула. Елена Владимировна нарочному три рубля подарила. Так и не ложились больше: проголодались все вдруг и затеяли второй ужин на рассвете. На все лады обсуждали, что и как теперь будет и что надо сделать.