Отдай, детка! Ты же старшая!
Шрифт:
— Оль, а что с народом? — поинтересовалась Горянова, когда уже перекочевал из ее сумочки на стол подруги презент: и магнитик, и чудесный зонтик с видами Питера, и шелковый платок. Все это Горянова умудрилась купить уже после того сидения в кафе, когда они с Резенской шагали обратно в направлении к театру.
Завирко, чмокнув Даринку в щеку и сказав, что она настоящий друг, хоть и ренегатка, хмыкнула:
— Да там Резенская с красавчиком минут пять уже сосется. Прямо напротив офиса. На другой стороне. Когда идешь по улице, особо
— А почему с красавчиком? Ведь если сосется, то лица не разглядеть…
— Да он на крутой какой — то бээмвэшке и к тому же в пальто от Crombie.
— Прямо отсюда бренд рассмотрели! В бинокль что ли?
— Нет, ну машину — то видно! К тому же блондин…
— Блондин? — Горянова растянула понимающую улыбку. — Похоже кто — то вчера зря времени не терял. Ай да Лилька! Неужели Истомин пал под напором очаровательных карих глаз? Хаааа! Сильна!
— Ты его знаешь?
— Если это тот, о ком я думаю, то знаю. Он новый владелец механического завода — Истомин АэС!
— Аэс? Чё за имя такое? Норвежское?
— Да это я так, инициалы назвала. Имя у него забубенное, литовское — Альгис.
— О! Это ж как она его в пылу страсти — то называет? — и Олька приняла зазывную позу у стола, закусив губу и прогнувшись, — О! Альгис! — хрипло и страстно протянула она. — Быстрее, Альгисок, да, еще разочек, Альгисенок мой! Альгисушка! Вставь мне по горло, Альгисасик! Оу!
Горянова и Завирко громко расхохотались. Но тут как раз вошла раскрасневшаяся Резенская с блестящими счастливыми глазами, и народ, схлынув от окна за минуту до этого, уверенно прятал ухмылки и создавал видимость бурной работы.
— Всем привет, — поздоровалась Лиличка и сразу направилась к Горяновой. — Как ты себя чувствуешь, Дарин. Мигрень прошла?
— Прошла! Ванечка всю ночь старался. Но мне казалось, что только я бурно провожу воскресенье. Ан нет! Сегодня ты сорвала пальму первенства! — Резенская недоуменно посмотрела на Даринку, а потом вспыхнула, вот реально, как тот самый маков цвет. — Могу я поинтересоваться, — ехидно продолжила Горянова, — как там поживает Альгис Саулюсович? Спинку от интенсивных движений не прихватило? Все — таки тридцать восемь лет — почти старость.
— Вы уже в курсе? — выдохнула красная Резенская. — Но как?
Завирко хмыкнула:
— Ты в окно, Лиль, подойди и посмотри. Мы здесь ваше эротическое 3-D минут восемь наблюдали со всевозможными подробностями. Да, народ? — громко обратилась она к соофисникам.
— Ага! — громко ответил ехидный Маркелов. — Подтверждаю!
Лиля смущенно потерла нос:
— Он сказал, что не собирается прятаться и что не прочь отвезти свою девушку на работу. Это было так… так здорово! Я не могла отказать!
— Да ладно, Лиль! Мы все за тебя очень рады! — искренне успокоила Горянова. — Только, надеюсь, что ты вступила в отношения с открытыми глазами. Сама понимаешь, Истомин
— Я понимаю, — улыбнулась она.
А Горяновой немного стало не по себе: так улыбаются безумно влюбленные, ничего не видящие из-за своих чувств малолетки. Она встречала такое. Когда Лиличка пошла к своему столу, Горянова с Завирко невесело переглянулись, и Олька, умная, наблюдательная, только и произнесла:
— Охуеть, Горянова! Это просто охуеть!
— Нда! — ответила та.
Но нужно было работать. Через час появился Савелов, а значит, наступило время для громких разносов, стремительных распоряжений, новых проектов. Все как всегда.
— Горянова! Загляни ко мне! — высунулся он в аккурат перед обедом.
— Я есть хочу, — возмутилась Даринка.
— Поешь через полчаса! И вообще, голодание тебе полезно, вон уже жирок на боках завязывается.
— Роман Владимирович, это не жир, это карманы на брюках!
— Все так говорят, а потом — ого и уже центнер! Все, Горянова! Прекрати! Я тебя жду, живо!
— Оль, подождешь полчаса?
— Нет, — не задумываясь, ответила та, — у меня сразу после обеда встреча на складе. Так что не могу. Лиличку вон возьми…
— Ладно, я тебе припомню!
— Ага, припомни мне, припомни, юная жертва Альцгеймера! Ты сейчас от Савелова вылетишь куда — нибудь и про все забудешь…
— Пшшш! — обиделась Горянова и поплелась в кабинет.
Роман Владимирович сидел за столом и что — то там писал. Даринка удобно расположилась в кресле напротив и сложила ручки на коленках, как школьница. Савелов раза два отрывал глаза от бумаг, бросая взгляд на начинающую тяготиться молчанием шефа Даринку, и усмехался.
Прошло минут десять, а он все писал.
— Шеф, — не выдержала, наконец, Горянова, — вы тест на терпение проводите или маразмом страдаете? Никак не можете вспомнить, зачем позвали?
— Молчи, Горянова! Я просто применяю стратегический прием.
— Да видала я ваши приемы в… — начала злиться Даринка.
— Тсс! Не выражайся, Горянова, Сейчас заканчиваю и поговорим! Вот! Точка! Все! — и он откинулся на кресле, придавая своему взгляду теплоту и загадочность.
— Мне уже страшно, — не стала скрывать Даринка.
— О, драгоценная моя Даринела Александровна! — патетически начал он. — Сообщаем Вам, что наш генеральный совместно с фирмой самого Самвела Айвазяна хочет открыть филиал в Воронеже.
— А чёй — то так далеко! Не ближний свет!
— Нормально! От Москвы — пятьсот километров…
— Это от Москвы. А от нас! Добавь еще столько же! Вся тысяча получается…
— Не мешай, Горянова! У Самвела там родственники, есть кому за бизнесом присмотреть.
— А у Альбертика?
— У Альбертика там сын и бывшая. Мальчику скоро восемнадцать, так что папашка обеспокоился бизнес — образованием наследничка и решил ему подарить фирму на совершеннолетие.