Отдай моего сына
Шрифт:
Когда я вернусь домой?
Не хочется ему надоедать.
Но он хозяин этого дома, и я боюсь сделать что-то не так.
Поэтому останавливаюсь возле его двери, дёргаю на себя и захожу в его спальню. Пусто.
Взгляд цепляется за балкон. За мощную оголённую спину. Валид стоит обнажённый, опираясь ладонями на ограду. Смотрит вниз. Я сама немного приглядываюсь и ахаю от красоты.
Но долго посмотреть не успеваю — мужчина оборачивается, возвращается обратно в комнату и застаёт врасплох. Опускает на меня безразличный взгляд. Вижу, как
— Теперь нормально.
От его одобрения что-то в груди ёкает.
— Я могу лечь спать на диване?
— Ложись здесь, — кивает на двуспальную кровать. Я кошусь на неё и взволнованно сглатываю. Нам придётся лечь вместе, или он пойдёт на тот кожаный диван? Он жутко неудобный с виду и… Не знаю.
— Хорошо, — соглашаюсь, боясь вообще с ним заговорить. Обхожу кровать и ложусь. Укрываюсь одеялом из-за слишком сильно работающего кондиционера. Ещё и волосы мокрые. Это сильно усугубляет ситуацию.
Валид уходит, возвращается с сигаретой. Я тут же прикрываю нос одеялом. Пахнет отвратительно.
— Курение вредит здоровью, — говорю сдавленно.
Ненавижу, когда курят. Моя подружка по общаге заядлая курильщица. Заставила перейти её на электронки, хоть не так воняют.
— Бывает, — усмехается.
Подходит к постели. Садится на неё и хватается за одеяло. Отбрасывает его в сторону так, что оно слетает и с меня. Буквально до колена. Становится неловко, потому что майка успела задраться выше.
А в следующее мгновение — страшно.
Потому что мужчина садится на кровати. Поворачивается в мою сторону. И в одну секунду накрывает своим огромным телом меня. Закрывает люстру, белый потолок. В зубах по-прежнему тлеет сигарета. Пепел вот-вот упадет на меня, и я сглатываю, но не от этого.
А от действия мужчины.
Он убирает сигарету изо рта, тушит о пепельницу, стоящую на тумбочке.
— Вы… чего?
В животе всё скручивается в тугой узел.
— Ты откуда такая взялась? Наивная и неопытная, — опять усмехается, улыбаясь. — Я тебя спас. А за спасение нужно платить. Думала, я добрый дядька, который завтра же купит билет до Москвы?
— Нет… — выдыхаю. Я правда так не думала. — Понимаю, что за всё нужно платить. Но у меня нет денег, чтобы отплатить вам за спасение.
Только…
Я сглатываю от картины, появляющейся в голове.
Только телом.
Лучше Валид, чем тот мужик. У меня от одной мысли о нём — тошнота подступала к горлу. А возле этого хищника, который сейчас заставляет сжаться от волнения, ничего подобного нет. Он хоть и рубит правду-матку, но… у меня нет к нему отвращения.
Хоть он говорит мне эти слова.
— Да, — обнажает белые зубы. — Я знаю. Поэтому ты заплатишь мне по-другому. Я в курсе, что ты девственница. Только таких и возят к тому толстосуму. Если не будешь сопротивляться — больно не будет.
Глаза истерично бегают по его лицу. Так он знает…
— Поэтому выбирай, — прищуривается. — Либо я беру свою награду сам и получаю
Он не договаривает.
Сама всё понимаю.
Я, если честно, боюсь боли. Ещё с детского дома. Там я была тихой мышью, которая боялась, что её ударят за одно кривое слово. Слабая. Как и сейчас. Потому что не хочу, чтобы мне было больно.
Знаю, что за всё нужно платить.
Я должна быть благодарна Валиду, что меня вообще не изнасиловали в том доме и не убили.
Поэтому…
— Второй вариант, — выдыхаю и вижу этот одобрительный блеск в глазах. И сама не верю в то, что говорю. Может, всё ещё не поздно передумать?..
— Даже вырываться не будешь? — усмехается, надавливая на меня морально сильнее.
— А должна? — сглатываю, понимая, что я должна сопротивляться, но… Надо ли? Есть ли смысл? Только больнее будет. — Вы поможете вернуться мне домой, когда?..
Я уже задавала этот вопрос.
И он ответил, что поможет. Но вместо этого теперь опускает огромную и горячую ладонь на моё бедро. Обжигает одним касанием и ведёт выше, под майку.
— Конечно, помогу, — усмехается. — Но плату за твоё спасение я должен взять. Ничего не делается просто так. Согласна?
Я киваю, хоть и сильно боюсь своего первого раза. Чувствовать в себе чужого человека… Страшно. Очень. И наверняка необычно.
Интересно, каково это?
Ладонь задирает майку, и я сжимаюсь. У меня под ней ничего нет. Пальцы касаются ягодицы, и опять напряжение простреливает всё тело.
— Тебя вообще никто не касался? Не верю, что ты девственница. Красивая.
Этот комплимент заставляет сердце забиться быстрее.
— Я выросла в детском доме, — вспоминаю тот ужас, не желая в него больше погружаться. — И меня часто лапали и пытались залезть в трусы…
Поэтому я так сжимаюсь.
Боюсь не его.
А тех воспоминаний, которые накатывают волной и сносят меня.
— И ты до сих пор осталась девственницей? — усмехается, хватается за ткань майки и тянет её выше. Почти до пупка. Сжимаю вместе ноги, чтобы он не увидел, что там. Да, наверняка у него было много женщин, но… Он-то у меня первый. Никто ещё не видел меня неглиже. Мне вдобавок удалили все волосы, которые, как я считала, были для меня защитой. В детском доме это срабатывало. Парни там были брезгливыми, на удивление. Даже когда вышла из детского дома — боялась бритвы как огня. А здесь… Не могу расслабиться.
— Так вышло… — выдыхаю, чувствуя нежную, но настойчивую ладонь, которая сейчас так медленно касается меня, поглаживая. Соскальзывает на внутреннюю часть бедра, вызывая дрожь во всём теле.
Понимаю, что передо мной опытный мужчина, спаситель, которому я должна быть благодарна, и немного расслабляюсь.
Но всё равно стискиваю ноги, когда Валид хочет дотронуться ТАМ своими пальцами.
— Расслабься и раздвинь ноги, — звучит грозный приказ. — Или я перестану церемониться и войду в тебя, порвав. Хочешь?