Отдай туфлю, Золушка!
Шрифт:
Ноэми ехидно захихикала. Однако пьянчужка, вошедший в раж, не унимался:
— Вот она ругает тебя, Синдерелла, а ты её благодари! Благодари, дочка. Потому что маменька просто так ругаться не будет. Уму-разуму она тебя учит, доченька, уму-разуму…
И далее, далее, далее…
Я вскочила.
— Мам, можно мы с Синди в город пойдём? Мне… мне нужна новая шляпка.
Не знаю, почему я именно про шляпку брякнула. Должно быть, хихиканье Ноэми вдохновило.
— А посуду помыть? — заныла единокровная сестра. —
— А сегодня твоя очередь по кухне, Ной, — фыркнула я.
Схватила сводную сестру за руку и увлекла за собой.
— Мы вечером вернёмся, мам!
— Спасибо, — прошептала Синди, вся дрожа, когда мы вышли на улицу. — Прости меня, что я вчера… я вчера…
— Забили. В качестве извинений лучше покажи мне город.
— Так ты же его лучше знаешь. Я-то и не видела ничего. Только лавки зеленщика, мясника и…
— Ясно. Ну тогда пошли в разведку. Заодно и посмотрим.
— А если заблудимся? — боязливо уточнила сестричка.
Я заржала. А потом рассказала ей о встрече с умной Эльзой.
Мы шли и шли по узким улочкам, то поднимаясь наверх, то спускаясь вниз, то протискиваясь по одному, то держась за руки. И с каждым поворотом город становился всё краше. Он мне напомнил Прагу, только Прагу, разместившуюся в горах. Просто до безумия захотелось зайти в какое-нибудь уютное кафе, посидеть на летней террасе с видом и попить латте. Но здесь не было ни кафе, ни кофе, ни латте. Да и денег у нас с Золушкой тоже не было.
Миновав кривые улочки бедности, мы вышли в центр. Здесь шпилил небо готический костёл, красовалась узорчатой башенкой с часами ратуша, крытыми арками белел городской рынок. А по центру стояла статуя рыцаря, опирающегося на меч, — хранителя города. Такие статуи в Европе почему-то называют ролландами.
— О, пошли в храм, — весело предложила я. — Наверняка там какие-нибудь статуи красивые… Посмотрим.
Синди поджала губы:
— Грех просто так заходить в дом Божий, — убеждённо заявила она. — Да и ты в мужской одежде. Нельзя.
— Да ладно тебе!
Но по её испуганному и возмущённому взгляду я поняла: не ладно.
— Ой, ну и хорошо. Пошли тогда шататься по рынку…
Это оказалось стратегически неверным решением. Когда, спустя часа три, мы оттуда вышли, у обеих свело животы от голода. Мы с сестрёнкой, конечно, пообедали, но прошло уже часов пять точно, а от вида свежайшего мяса, вяленного балыка, множества ароматных колбас, гирляндами подвешенных к потолку, розового перламутра жирной форели, корзин с орехами, да даже медовой редьки… а уж выпечка! — даже совершенно сытый человек почувствовал бы голод.
— Пойдём домой, — уныло предложила Золушка, прижимая ладонь к животу, словно силясь прервать его бурчание.
— Ага. Пожалуй, уже можно. Но давай хотя бы водички попросим. Уж кипяточка-то дадут, надеюсь, бесплатно?
И я направилась к таверне, примостившейся
Из распахнутых настежь дверей до нас донеслись гогот, звуки музыки (играли на струнных и духовых инструментах, а ещё чем-то отбивали ритм) и умопомрачительные ароматы еды и пота. Помрачали ум они совершенно по-разному.
— Я боюсь, — прошептала Золушка, бледнея. — Там пьяные мужчины. Может, так дойдём?
Ну понятно, боится. С таким-то папашкой не удивительно! Я посмотрела на неё: в прозрачных голубых глазах застыл страх. Поправила прядь золотистых волос и мягко велела:
— Подожди меня снаружи.
И смело вошла. А что, удобно быть пацаном.
В таверне можно было топор вешать от духоты, и я не сразу разглядела, что прямо по центру кто-то пляшет на четырёх сдвинутых столах, щёлкая пальцами. Остальные отбивали ритм ладошами. Стучали каблуки, вилась алая юбка, мелькала чёрная коса. Плясали девушка с парнем, и девушка отбивала танец бубном, а парень вился вокруг неё ужом. Я замерла.
Чёрт… Красиво!
И тоже принялась хлопать в ладоши, от всей души надеясь, что танцоры не упадут со стола. Вдруг девушка спрыгнула на пол, прижала руку к бурно вздымающейся груди, пытаясь отдышаться. Её лицо и шея блестели от пота.
А парень продолжил отплясывать. Его танец чем-то напомнил мне смесь гопака, лезгинки и чего-то ирландского.
— Ну? — крикнул он задорно. — Кто ещё попробует меня переплясать?
У меня челюсть упала со стуком. В полумраке его глаза казались чёрными, и взмокшие волосы — тоже, но это определённо был… Марион. Я попятилась. Вот только его сейчас не хватало…
— О, Дрэз? Стоять!
Принц спрыгнул и подошёл ко мне. От него приятно пахнуло свежим потом, мясом, вином и солнцем. И бесшабашной радостью.
Кажется, я попала.
Глава 10
Зачем нужны сыновья
Его лицо раскраснелось, глаза почернели, волосы прилипли ко лбу, по лбу, щекам, шее стекал пот, но принц широко улыбался и казался безудержно довольным.
— Дрэз! Малыш! — он положил руки мне на плечи, отстранил от себя, слегка встряхнул. — Как ты вовремя! Станцуешь?
— Я не умею, — сердито буркнула я, отводя взгляд.
Принц и так был красавчиком, а уж сейчас… В гламурных журналах частенько размещают фото смазливых мужиков, развалившихся в неглиже и набекрень зачёсанный. Смотрят они таким томным, скучающим взглядом с поволокой на замерших перед фотографией дамочек и считают, что неотразимы. А по мне нет никого неотразимее увлечённого, горящего чем-то человека. И без разницы играет ли он в футбол, как Роналду, колет ли дрова или шарашит какой-нибудь мега крутой файл. Вот этот огонь в глазах — вот оно, то, что зажигает, заряжает, влечёт. Драйв. Жизнь слишком коротка, чтобы скучать.