Отдай туфлю, Золушка!
Шрифт:
— Папа? — прошептала я, ещё не веря.
Кот ткнулся в меня широким лбом.
— Папа! — закричала я и расплакалась от счастья.
Ну конечно! Он же рождён в этом мире! И мама его всегда называла Котом, а папа всерьёз утверждал, что он — Кот в сапогах. И в детстве я очень смеялась. Это вообще была моя самая любимая сказка! Должно быть, вернуться в свой мир он не смог, а вот приходить ко мне во сне — смог.
Я сгребла котяру и прижала к себе. Он положил морду и лапы мне на плечо.
— Пап, со мной всё хорошо. Я выхожу замуж. Он принц, но это ничего страшного, он всё равно хороший. Самый лучший.
Кот отстранился и посмотрел на меня жёлтыми круглыми глазами. Его зрачки сузились. Хвост задёргался.
— Я его люблю. Честно. Здесь прошло лет пять, не больше. Такие временные парадоксы. А ещё я видела Рапунцель. И отправила её в ваш мир. Случайно. Так что вы её там поищите, хотя Фаэрт… ну, Волк, Румпельштильцхен, говорил, что при переходе занести может куда угодно… Мари непременно что-нибудь придумает, чтобы мы могли общаться. Что-нибудь вроде скайпа.
Я всё говорила и говорила, рассказывая папе всё, что со мной произошло за это время, а он, усевшись и обернув лапы хвостом, внимательно слушал, чуть щуря глаза и топорща усы.
У нас всё получится! Обязательно. И, клянусь, я снова увижу маму и папу. И услышу их.
Пусть и не смогу вернуться в свой мир…
Полгода спустя
Хлопнула дверь, мороз ворвался в жарко растопленную комнату. Я помешала похлёбку, попробовала на соль и добавила ещё немного. Позади на пол посыпались дрова, а затем ко мне подошли, обняли, и моего затылка коснулись горячие губы. Я улыбнулась, как всегда тая в его объятьях.
— Поднимается метель, — сказал Марион. — Думаю, завтра будет не выйти. Я принёс дров побольше.
— Как съездил? Какие новости?
— Весной Гильом женится. Быстро, конечно, для короля. Года не прошло после начала сватовства. Но все закроют на это глаза, ведь у короля нет наследников.
— На Белоснежке?
— Ага. На ней. Это означает долгожданный мир между двумя королевствами. Значит, жизнь начнёт налаживаться потихоньку. Крестьяне без помех соберут урожай, торговцы будут безбоязненно торговать. Меньше смерти, меньше голода, меньше болезней. А, значит, когда мы по весне продолжим странствия, то можем неплохо заработать. Как знать, может как раз наступает век искусств? Как думаешь? Кстати, графиня Катарина, та, которая спасла меня от Дезирэ, уже вышла замуж за Рамиза — Офет прислал письмо. А ещё, тебе понравится, Осёл написал, что сговорился с Ноэми. Их свадьба тоже намечена на весну.
Я фыркнула:
— Очень странная пара. Чопорная Ноэми и пылкий Офет.
— Ну… рыжие ему разонравились, что поделать.
Я рассмеялась. Почувствовав, как Марион пожал плечами, запрокинула лицо. Он развернул меня к себе, всмотрелся в глаза чуть виновато и немного лукаво. Точно что-то задумал! Рион всё ещё оставался принцем, и мы могли бы ни в чём себе не отказывать, но старались жить по средствам, на те деньги, что заработали выступлениями. Если, конечно, речь не шла о покупке лошадки, повозки и… ну да, шале.
— А Синди? — спросила я.
— А что Синди? Придворная жизнь милой Золушке совершенно вскружила голову. Сейчас же с твоей лёгкой руки пошла мода на рыжих. Все дамы словно
Я теснее прижалась к нему, захихикав.
Мы славно погуляли остаток лета и всю осень. После того, как Марион помог Гильому разобраться с делами. То пели вполне пристойные песни, то перебирали творчество российских рок-групп. По моим рисункам и объяснениям Марион даже заказал более привычную для меня гитару. Но когда начались первые заморозки, мой принц настоял на том, чтобы купить шале в горах. Маленький, уютный и очень тёплый. И это оказалось как нельзя кстати. Но… не сейчас.
— Ты скучаешь по нашей вольной волюшке? — спросил муж, вглядываясь в моё лицо и пытаясь понять, что означает моя сдержанность. — Не расстраивайся, уже месяца через три отправимся снова в путь…
— Знаешь, а мне тут нравится…
Рион наклонил голову набок, прищурился. Удивился:
— Ты хочешь тут остаться?
— Ну… Можно устроить харчевню, например. Или постоялый двор. Я буду варить постояльцам кофе… Ты — жарить рыбу. У тебя вообще очень вкусно получается готовить. Почему бы нам не отдохнуть от странствий года… три. Или четыре?
В его взгляде отразилось недоумение, а затем он вдруг стал как-то особенно внимателен.
— Три или четыре?
— Ну-у… Может и меньше, я пока не знаю… Как пойдёт.
— Ты же не хочешь сказать… — его голос вдруг резко сел.
— Понимаешь, такое случается, если не пользоваться…. Как ты его называл? Кондон?
Марион вспыхнул:
— Дрэз! Ты долго мне будешь припоминать все те глупости, которые я успел тебе наговорить?
Он всегда меня так называл, когда злился. Или смущался. А сейчас было то и другое. Я рассмеялась. Муж прижал меня к себе. Марион словно задался целью доказать мне, что он изменился, и с беспутной жизнью покончено. Когда-нибудь это пройдёт, и муж перестанет разговаривать со мной эвфемизмами, как с монахиней, вчера вышедшей из монастыря. И смущаться того, что супругам обсуждать совершенно естественно.
— А что такого-то? — лукаво уточнила я. Признаюсь: мне нравилось его смущать.
— Тебе не рано? Ты такая маленькая…
Я рассмеялась. Ткнулась в его шею, слыша, как бешено колотится сердце. Моё или его — я не знала.
— Рион, мы немножко поживём тут, — прошептала нежно, — а когда отправимся дальше, нас будет уже целая труппа.
Принц-бродяга расхохотался.
— Аня, — шепнул, защекотав дыханием ухо, — я думал, что удивлю тебя, но мои жалкие попытки устроить сюрприз с треском провалились перед твоей новостью. И всё же, посмотри.
Он отстранился, я прошла и увидела корзину, накрытую коротким стёганным одеяльцем. Присела рядом, подняла край… И громко взвизгнула от неожиданности. Толстый кремовый пушистый щенок потянулся, посмотрел на меня глазами-бусинками и лизнул нежным язычком руку.
— Ты же… ты же боишься собак? — прошептала я, обернувшись к принцу.
— Ну… надо ж когда-то начинать преодолевать свои страхи?
Марион улыбнулся.
Я завопила и бросилась на него, подпрыгнула, обвила ногами его бёдра, руками — шею, и прильнула к губам.