Отделённые

Кнави Нико

— Не очень нужны, но процесс их получения довольно приятен, не так ли?

***

— Слишком уж они усердствуют, — хмыкнул фераген, укладывая меня на стол и закрепляя каменными оковами. — Пусть позовут кого-нибудь убраться там.

Это предназначалось стражнику рядом.

Я едва дышала от боли. Сегодня ему пришлось забирать меня — ноги отказывались двигаться. Мне сломали руки. Кажется, уже в третий или четвёртый раз. Мысли разлетались. Не могу вспомнить, сколько дней прошло с первой пытки. Двадцать? Или двадцать два? Вода окутала меня, и стало легче.

— Её так калекой сделают, — сказал кто-то второй. —

Как вообще выдерживает...

— Не выдерживает, — откликнулся фераген. — Сегодня вот обмочилась.

Безразличие в голосах. Я... просто объект для исследования. И пыток.

Чего хочет Главный Гад? Сам ведь больше не приходил. Как там он сказал после первого раза? «Жаль, моя дорогая, не смогу навещать тебя так часто, как хотелось бы». И пообещал прислать замену. Обещание он сдержал.

Зачем вообще ему это? На допросах я уже наговорила всё, что только смогла придумать. Говорила даже правду. Но как они отличат её ото лжи? И всё продолжалось... Сколько я выдержу? Как бежать? Не могу придумать хоть сколько-нибудь подходящего варианта: без силы я не выйду даже из камеры.

Позже, скорчившись на досках и теребя ошейник, я в очередной раз пыталась придумать, что делать. В теле засела боль. В пальцах, запястьях, по рукам, спине... Ну не так это лечат. Не так. Но им, видимо, всё равно.

Зачем я вообще пошла в Эйрад?! Мне никак не сбежать. Никак. Крепкие Когти, забери меня...

Это что?

Пальцы на ошейнике остановились. Скол? Я медленно ощупала атал снова. Раньше этого точно не было. Его можно сломать? Вроде нет, но вот же, скол и... трещинка! Как такое... О, предки, если он треснет совсем, у меня будет сила! Как же... Они сами его ломают? Часто ведь душат — камнем, водой. Такими приёмами можно разбить защиту. Или шею свернуть. В лаборатории тоже этим не брезгуют. Неужели они, сами того не зная, портят ошейник?

Следующим утром — определить время я, конечно, не могла, поэтому считала, что в пыточную меня отводят утром, — камни стены разлетелись, и в камеру вошёл стражник. Кажется, его снова сменили. У прежнего глаза были зелёные, у этого карие. Главный Гад часто меняет солдат — пусть не привыкают и не теряют бдительность.

Может, как-то проверить свою вчерашнюю теорию? Устроить что-то в пыточной, пусть побольше применят удушающих приёмов? Или...

Я ринулась из камеры наружу. Далеко не убежала — меня догнала земляная плеть, схватила за шею и повалила на пол. Затылок со звуком спелой медовки треснулся о камни. Перед глазами вспыхнули молнии. И кто из этих стражников фераген?

Убирать плеть он не спешил. Воздуха уже не хватало. Лоза сдавливала горло, руки сами собой вцепились в неё, а ноги задёргались. Послышался мерзкий смешок.

— Решила начать пораньше?

— Месяц прошёл, а она до сих пор норов показывает.

Мир уплывал прочь, голоса доносились будто издалека. Внезапно плеть ослабла, и я скорчилась на полу, хватая ртом воздух.

Солдат запустил руку мне между ног и сильно сдавил бедро с внутренней стороны слишком близко к промежности, чтобы это было только больно. Унижение и стыд — это им нужно. Пока. Но скоро они возьмут и остальное.

— Придёт время, и мы с тобой повеселимся, правда, детка?

Я харкнула мерзавцу в лицо. Удар кулака раздробил свет на осколки и бросил меня во тьму.

В себя я пришла в пыточной.

Там уже находился ещё один мучитель. Этого я запомнила по кольцам на руках. Значит, будут пытать водой. Очень остроумно: иллиген топит иллигена в воде. Вторым сегодня оказался тот, что привёл, а точнее, притащил меня плетью. Когда я рухнула на пол, он хотел было пнуть меня, но иллиген остановил его.

— В живот нельзя.

Почему это...

— А-а-а!

На ладонь опустился кованый сапог, и от боли на глазах выступили слёзы. Потом шею обвило щупальце и протащило меня от двери в центр. Началось.

***

Калечат и лечат... Я снова лежала в лаборатории под присмотром генасов. Они занялись мной, бурча, как им не нравится моё состояние.

Так, фераген здесь. Его я тоже знаю. Запомнился по вечно одинаковой причёске и низкому росту. Надо подождать. Пусть подлечат, потом ведь опять побьют. Я оглядывала лабораторию. Это почти стало привычкой: осматривать и пытаться вспомнить, что здесь было вчера, а что нет. Сегодня появились какие-то коробки. На одной из них сохранились остатки почти стёртой эмблемы. Глаз со свечой вместо зрачка. Понятия не имею, что это за знак. Ладно. Начинаю.

Я пошевелилась, застонала, и фераген подошёл ко мне — хотел осмотреть ещё раз. Резко выбросив руку вперёд, я ткнула пальцами ему в глаза. И больше ничего сделать не смогла. Каменными оковами шею сдавило так, что я потеряла сознание за каких-то пару секунд.

Очнулась я в камере... с кандалами на руках и ногах. Допрыгалась. Теперь не побегать, пальцем в глаз никому не ткнуть. Кандалы не слишком тяжёлые. Можно ходить и есть. Но сделать что-то быстро — вряд ли. Но мне и без них далеко не убежать... Сейчас меня больше интересует другое.

Я стала ощупывать ошейник. В последний сеанс пыток удушение использовали гораздо чаще, чем обычно, не считая плети в коридоре и каменных оков в лаборатории. Любят душить, изверги... Так, вот скол. Кажется, он стал чуть больше, трещинка тоже, но... Или просто кажется? Или нет? Предки, пусть он и правда ломается...

Теперь почти всё время в камере я пыталась ускорить этот процесс. Место скола прятала под косу.

Руки и ноги болели: кандалы быстро натёрли кожу, превратившись в ещё одну пытку. Выводить своих палачей из себя больше не пробовала. Страшно и больно. Так или иначе, в пыточной всё равно используют удушающие приёмы. Фантазии у них нет... Хотя я могу это понять: просто, не требует много сил, эффективно. Особенно против негенасов. Кстати, ферагена, который получил пальцем в глаз, я больше не видела. Вместо него теперь был кто-то другой. Голубоглазый и высокий.

***

Боль будто стирала память. Боль. Лечение. Боль. Снова лечение. И так день за днём.

Звон миски привёл меня в чувство — стражник швырнул в камеру ужин. Уже давно мне давали склизкую вонючую кашу. Никаких медовок. Даже понять невозможно, из чего эта бурда приготовлена. И вряд ли я хочу это знать. Порой в ней попадались белёсые черви. Стражники чуть ли не в полный голос удивлялись, как я могу такое есть. Но это лучше, чем ничего.

А ничего мне уже перепадало. Несколько раз в течение двух-трёх — однажды даже четырёх — дней мне не давали еды. Я слышала шаги стражников, иногда чувствовала запахи и слышала журчание воды, когда им приносили перекусы, но ко мне никто не заходил...