Отдельный батальон

Шопперт Андрей Готлибович

Событие шестьдесят девятое

– Я не буду за ним бегать! У меня есть чувство собственного достоинства и капля гордости!!!

– Твою ж, Петрович! Давай быстрее, поезд уже отправляется!!!

Меер Абрамович Трилиссер, не зная о том, ехал в этом же поезде, когда состав проезжал Спасск-Дальний, а точнее станцию Евгеньевка, вызванный Сталиным в Москву для какого-то важного задания главный разведчик Приморья спал. И не «сладко». Спал плохо, кошмары снились. Не выходил из головы вид комиссара третьего ранга Федичкина. Дмитрий Георгиевич разведчику при жизни не нравился. Он был дурак. Не умалишённый слюни пускающий, а упёртый неуч не желающий учиться и делать выводы из ошибок. Брал своей настойчивостью, горлом и жестокостью. Ягоде

и Менжинскому эти качества Полномочного представите ОГПУ в Приморье нравились. Сами были не лучше. Трилиссер же был разведчиком, и основной его обязанностью было не бегать с револьвером и палить во всех подряд, не выбивать показания у виновных и не виновных, а думать, переигрывать врага, тоже очень умного и изворотливого. Разные они были люди, и Трилиссер почти не соприкасался с Федичкиным. А вот после смерти комиссар стал не нравиться разведчику ещё больше. И в прямом и в переносном смысле. Чего уж, даже вывернуло кашей, когда трупп увидел, так он ему не понравился. А в переносном? Тоже чему там нравиться? Эти капуста, свекла, курица, чёрт побери, ах да, ещё картошка в портфеле вместо совершенно секретных документах по очередной компании по борьбе с троцкизмом. Там списки были в том числе. Наверное, можно восстановить, но некогда, нужно ехать в Москву, да и не его дело, у него своих задач нарезано. Кого-то из Москвы пришлют на место Федичкина. Свято место пусто не бывает.

А вот к расследованию, его из Москвы лично Ягода подключил, специально. Не раскрыть это дело, совершенно не за что зацепиться. А вот тогда при неудаче можно будет и на нём отыграться. Хреново.

Как искать. Нужны мотивы. Ищи кому выгодно. Кому выгодно издеваться над трупом. Куда и зачем унесли большие пацы с кистей рук. Почему во рту крестик. Сотни вопросов и если их задавать по отдельности, то можно начинать поиски. Крестик? Возможно, староверы мстят. Отрезанная голова. Тут можно подумать про китайцев, у них есть нечто похожее в обычаях. А капуста со свёклой. Что огородника обидел. И при чем здесь курица? Но хуже всего, что документы изъяли. Можно допустить, что всё остальное, чтобы отвлечь внимание и главное документы. Там, Трилиссер слышал, были в списках работники порта. Они? А большие пальцы зачем? Одним словом тёмный лес, и ни каких улик. Застрелен из пистолета, по заключениям судмедэкспертов. Пуля в голову, но пули нет. Она пробила голову насквозь и ударилась в стену, и потом её убийца забрал, как и гильзу, даже ориентировочно не известно из какого оружия стреляли.

Опрос свидетелей ничего ни дал. Никто ничего не видел. Если кто-нибудь не проговорится о содеянном, или не всплывут бумаги, то ни каких зацепок. Не найдёт он, да никто не найдёт.

А значит, чем бы ни закончилось, у Ягоды и Менжинского будет возможность на нём отыграться. Ладно. Время подумать будет. Одиннадцать дней до Москвы добираться.

Глава 24

Событие семидесятое

Чебурашка набирает номер телефона Гены:

– Генка, нам бандероль пришла. В ней десять мандаринов. Восемь для меня и восемь для тебя.

– Стой, Чебурашка, восемь плюс восемь десять не получается?

– Я не знаю, свои восемь я сразу скушал.

Блюхер Василий Константинович обрюзг. А ещё поседел и постарел. Вот же виделись, даже четырёх месяцев не прошло. Появившиеся щёки и вообще округлость лица до неузнаваемости изменили командарма. В последнее время он часто болел, его беспокоили ранение времён Первой мировой и полученный в проклятом, лживом насквозь, Китае фотодерматит. Сейчас, осенью, волдыри от фотодерматита на лице уже сошли, только коричневатая корочка осталась. Чем-то его врачи мажут, вон физиономия блестит, но видимо этот крем или мазь не помогают особенно. С такой болезнью библиотекарем работать. Пришёл на работу рано утром, закопался между книжных полок, куда солнечные лучи не достают, поработал, книжки перекладывая, и пошёл вечером домой, когда обжигающее тебя светило уже закатилось за горизонт, утонуло в Атлантическом океане. Так нет, Блюхер целое лето носился по Приморью. Москва решила в разы увеличить Особую Краснознамённую Дальневосточную армию. Решение правильное и понятное. В условиях обострения соперничества ведущих государств мира за влияние в Китае и роста внешнеполитических амбиций Японии при относительно слабом хозяйственно-экономическом и военном развитии Дальневосточного

края товарищи в Москве наметили комплекс мер с целью наращивания оборонно-экономического потенциала Дальнего Востока. С 1 января по 1 мая 1932 г. численность ОКДВА возросла с 42 тысяч до 108 тысяч человек. Многие части разгружались в чистом поле. Да даже корпуса целые. Из этих шестидесяти тысяч пополнения, почти половина были не строевые части, а колхозники. Срочно призвали в армию тридцать тысяч человек, практически не укомплектовав командирами, и сотнями эшелонов погнали в Дальневосточный Край. Хорошо хоть в прошлом году началась программа по созданию колхозов в крае из демобилизованных солдат. Но как всегда, людей нашли, а ни техники, ни жилья, ни руководителей. Люди разбежались, уехали туда, откуда и призвали в армию. Домой подались. Больше восьми тысяч уехало. И чёрт с ними, вон новых махом нашли. Хорошо то, что за год они, эти сбежавшие, худо бедно, построили МТС, амбары, немного жилья. Мало. Но хоть что-то. Построить жильё не успели, и часть Особого Колхозного Корпуса, будет зимовать в палатках и землянках. Как ещё перезимуют?

– А у тебя, что с жильём? – из тёмного угла кабинета спросил Брехта командарм. Сидел за столом, чай попивая. Ивану Яковлевичу не предложил, да, даже Ваське не предложил. Стояли перед ним, как дураки тянулись. Ладно, Брехт, но сын приёмный, чем провинился? Ерунда какая-то?

– Нормально всё. Построили казармы насыпные, там буржуйки установили. Все командиры, старше командира взвода, живут в отдельных домах. Построили медчасть. Да, клуб построили. – Брехт был уверен, что Блюхер всё это знает, во-первых, сам докладывал, а во-вторых, Васька звонил примерно раз в две недели, а когда и чаще.

– А кто тебя сюда вызывал? Что за самоуправство? Ты командир Красной Армии или басмач какой?! Захотел и сразу к командарму без вызова явился! – прикрикнули из тёмного угла.

Блин. Так вот, где собака порылась! А что, прав будущий маршал, мог бы и позвонить или Ваську попросить. Спешка. Как узнал, что уезжает, так чуть не прямо из Владивостока и рванул, на один день всего домой заехал, Катю-Куй обнять и бумаги прихватить.

– Товарищ командарм, очень срочное дело. Боялся, что вы уедете в Москву. – Правду нужно говорить всегда, особенно, когда это полезно.

– А позвонить хоть. Василий, а ты чего не звонил две недели почти.

– Так мы же звонили из Владивостока? И Ванья и я, тебя не было, мы с Глафирой Лукиничной разговаривали. Ты на процедурах был. Она Ванье и сказала, что ты уезжаешь.

Блюхер нахмурился:

– Правда, … Ванья? – отставил пустую кружку.

Блин блинский, то есть, эта «молодка», мать её, ничего не передала Блюхеру. И как теперь ответить. Подставить девчонку. Ну, нафиг, потом они помирятся, а ты у обоих виноватым будешь. Не хотел, потому и не сказал, а тут Васька вылез. Ох-хо. Молодость. Не. Молчим. Держим паузу.

– Ясно. Я …

– Василий Константинович, – нужно в домашнее недоразумение перевести, потому не «товарищ командарм». По-родственному, по-домашнему, – Василий Константинович, завертелась красавица, за вас переживает.

– Защитник. Глафира! – гаркнул.

Девушка явно стояла за дверью. Может и подслушивала, но скорее ждала вызова и распоряжения.

– Давай самовар ставь. И заступнику ту банку с мёдом таёжным выставь, – ну вот, не последовало накачки, а к вечеру и забудется.

Сидели, пили чай и подвергались допросу. Блюхер в каждую досочку влез, всю технологию строительства насыпных бараков разузнал, ругался через слово.

– Почему не вызвал к себе начальника штаба ОКК Германа Капитоновича Маландина? – сам будущий маршал тоже прихлёбывал за компанию, на мёд этот «таёжный» налегая. Сам почти все и слопал. Болезный, пусть. Мёд сам по себе лекарство.

– Василий Константинович, как я простой комбат могу к себе вызвать начальника штаба целого корпуса? Это же по-старому большой генерал. Его высокопревосходительство.

– Превосходительство! Да ты понимаешь, что десятки тысяч человек будут зимовать в землянках. А тут морозы до сорока градусов бывают. Поморозим людей!

– Такие казармы можно строить и зимой. Единственное – траншею вырыть и камнем её закидать, – развёл руками Брехт. Его этот строительный разговор утомил уже, – Пусть приедет товарищ Маландин, всё покажем. Тут нюанс есть. В лесу ведь шлак не найти. Его много надо.

– А ты где взял? – Блюхер раскраснелся, но румянец не как у девушки на выданье, красные пятна выступили, следы ожогов. Надо будет китайцев поспрашивать, наверное, у них есть мази от этой заразы, они ведь заразили командарма.