Отдохните, сударыня!
Шрифт:
– Согласен. Я тоже всегда придерживаюсь за бюст! – горячо поддержал подружку Василий.
– Вот, Василий, мы с вами в одинаковых мыслях!
Пока Василий дипломатично вёл диалог, глаза его неотрывно смотрели на выдающийся бюст подружки, который трудно выходил из духовки. Когда она, наконец, выпрямилась, он, по природе своей любознательности и, чтобы корректно отвести взгляд, спросил:
– А если требуется уменьшить?
– То же самое – капуста. Капуста, капуста и капуста. Вот мне сейчас нужно уменьшить печень. Попробуйте у меня печень. Чувствуете? Значит,
Василий пробовал минут пять, пока насильно не заставил свою руку оторваться от горячей печени, которая давала выдающиеся ощущения, сродни даже бюсту. Он сходил в кладовку и нашёл там для такой восхитительной печени банку баклажанной икры. Заодно и бутылку вина местного разлива из своих холостяцких закромов.
Всё это он поставил на стол. Стол и табуретки подарил ему я из раскладного автомобильного набора.
– Нинон! Нас принимают как порядочных! – воскликнула восторженно одноклассница поэтессы, но, на всякий случай, Василию пояснила: – Шутка.
Василий подумал: а что бы хотел в своём организме увеличить он? Вытащил из морозилки кривую сардельку, попробовал мысленно её выпрямить, прикидывая, не увеличится ли длина, а может, и вес, однако точный мерительный инструмент остался на работе. Кинул сардельку в кастрюлю. Потом посмотрел на бюст подружки и кинул вторую, несколько прямее.
Затем, устыдившись своих суеверных мыслей, вытащил третью. Содержимое кастрюли стало выглядеть логично, как порция на троих.
Вино подвигло всех присутствующих на обещанные стихи. Но поэтесса сказала, что она ещё не собралась. И вообще, из вежливости слово сначала надо дать хозяину.
Василий обрадовался, что догадался вчера подготовиться, и с запинками, подсказками, но дочитал до царевны, что т'yжит в темнице. Подружка первая догадалась, что пора аплодировать. Указывая на поэтессу, она сказала:
– Нинон, а ведь это ты у нас в темнице. Т'yжишь себя, т'yжишься… Ну-ка почитай своё.
Поэтесса зарделась и сказала, что не хотела бы сразу после Александра Сергеевича Пушкина. Подружка налила в рюмки.
– Во-первых, не после Пушкина, а после Василия. А во-вторых, попробуй после местного разлива.
Девушки закусили капустой и баклажанной икрой. Василий капусту не одобрял, и теперь знал, за что: не мужское это. Он предложил каждому по сардельке. Поэтесса отказалась категорически. Видно было, что она сосредоточенно собирается. Подружка некоторое время помялась, потом наколола на вилку самую ровную.
– Пол хочет сменить, – пояснил в этом месте рассказа бригадир. – Это сейчас модно.
Дома он злоупотреблял телевизором. Бригадира подняли на смех, мол, зачем что-то менять с такими-то кочанами…
Между тем подружка, осмотрев сардельку со всех сторон, впилась в неё остренькими зубами, не снимая оболочки. Василий удивился, насколько полезен этот сорт сарделек, что поглощать их приходится с такой скоростью.
Тут, наконец, собралась его Нинон:
– Мне только сейчас это пришло, – объявила
– Четырехстопный ямб, – похвалила подружка.
– Хорошее название, – одобрил Василий.
– Это размер, – пояснила поэтесса. – Все стихи имеют свой размер.
– Ти-ти-ти-т'a, ти-ти-ти-т'a, – так звучит ямб, – пояснила подружка. Василию понравилось, что поэзия измеряется в ти-тях.
В этом месте своего рассказа Василий попросил меня пояснить, что такое ямб и если возможно, то, сколько это будет в наших понятных миллиметрах. Но другие мужики начали его торопить, опасаясь, что до конца обеда он не успеет дойти до самого интересного.
Выпили ещё. Поэтесса перестала закусывать совсем. Даже капустой. Лицо её побледнело, а глаза закрылись. Губы шептали. На тарелке оставалась её сарделька. Василий, считая именно поэтессу главной гостьей и как бы своей собственностью, мысленно распространял эти права и на поэтессову сардельку. На минуту он задумался, какую долю сардельки отмерить однокласснице, чтобы остаться гостеприимным хозяином. Он переглянулся с подругой. Взгляды их становились всё более понимающими друг друга.
– А я знаю, о чем думает Василий! – объявила подруга. – Он думает, что в мой рот не влезет эта толстая сарделька. Угадала? А вот вам, Василий!
Быстрым движением она наколола на вилку последнюю сардельку и, дразня Василия, теперь уже не торопясь, стала грызть её своими мышиными зубками.
– А по зубам? – спросил бригадир возмущённо. – У меня в семье за такое…
Но публика зашикала на него:
– Тихо, не перебивай! Слушай.
Поэтесса тем временем опять собралась, открыла глаза и продолжила импровизировать:
О, луна, ты царишь в небосводе!В небосводе, луна, ты царишь.Скольких в мире с ума ты сводишь,Я сошла бы… а ты висишь…– Браво, Нинон, это мой любимый размер, анапест!
– Я правильно услышал? Анапест? Или анапестик? – спросил бригадир.
– Откуда я знаю? Афанасьич вон знает, – кивнул на меня Василий.
Бригада загомонила, предлагая свои варианты толкования. Василию понравился самый первый.