Отдохните, сударыня!
Шрифт:
– Да, братцы, я тоже так подумал, что это они про пестик.
– Небось, проверил втихаря, на месте ли? – спросил бригадир. Все грубо засмеялись.
– Дураки. У меня всегда всё на месте. Будете дальше слушать?
– О-о-о! – загомонила бригада. Один только бригадир посмотрел на часы.
Как-то незаметно быстро допили бутылку. Василий подумал, не выставить ли вторую, но поэтесса спохватилась, сказала, что дома её ждут.
– Да брось, Нинон, никто тебя не ждет, – опять выдала её подруга.
– Нет-нет,
– В туалет ей просто надо было, – сказал бригадир, который знал про девушек после двадцати всё: его старшая была уже на выданье.
– Вообще-то торопилась, – подтвердил Василий. Бригада приняла мнение бригадира как рабочую версию.
Василий стал одеваться и даже успел обуть один ботинок, но поэтесса категорически остановила:
– Ни в коем случае, Василий, вот этого не надо. Сегодня у меня счастливый вечер… Мне всё, наконец, стало самой про меня понятно. Мы уходим.
Она посмотрела на подружку требовательно. Та перевела взгляд на Василия и пожала плечом, извиняясь за причуды гения.
– У Нинон обостренное чутьё. Раз она что-то слышит, значит, в этом что-то есть.
Василий смотрел в окно, как они, обнявшись и поминутно останавливаясь, шли через широкий, слабоосвещённый двор в подъезд дома напротив. Ему показалось, что поэтесса рыдала. Василий подумал, что придётся учить поэтессу закусывать.
Девушки зашли в подъезд, а он всё стоял, пока у него не затекла одна нога. Тут Василий заметил, что стоит в одном ботинке. Он переобулся в тапочки. Потом вернулся за стол и доел капусту.
Луна светила ему на подушку и не давала заснуть. Василий пытался вспомнить, где у него при жене была заначка с сигаретами. Может, что там осталось. Но потом вспомнил, где, и вспомнил, что не осталось.
Наконец дрёма стала нагружать ему веки и даже, кажется, успел присниться наш бригадир.
– Брешешь, – не поверил бригадир.
– Только не лысый, а с шевелюрой, – уточнил Василий.
– О, с зарплатой будем! – обрадовались все. – Сон в руку. Давай, Василий, дальше.
– На чём это я остановился. Да, луна…
И в самый сладкий момент засыпания… ну, когда в самый последний момент – раз! и дёргаешься – вдруг раздался звонок в дверь.
«Кого это принесло в такую позднень? Неужели в третью смену будут просить?» – подумал Василий. Такое иногда бывало на заводе. Даже, случалось, присылали дежурный автобус.
Василий как был, в трусах, пошёл открывать дверь, собираясь сказать посыльному всё, что думал про завод, и отдельно упомянуть про бочки.
Но потом он забыл и завод, и бочки, потому что ему понадобилось крепко продрать глаза. Сначала Василий увидел выдающийся бюст, а потом того, кто этот бюст принёс.
– Можно войти?
Василий отступил в глубь комнаты.
– Вам письмо. Она сказала, что Вы поймёте, потому что любите Пушкина.
Василий взял в руки скомканный клочок бумаги и расправил его.
В
Дальше было оборвано. Но Василий уже поднаторел в поэзии. Повертев записку и посмотрев бумагу на просвет, он угрюмо, но с пониманием ситуации спросил:
– Хорей?
– Ямб.
– Опять этот чёртов ямб! Что она хочет сказать?
– К ней муж внезапно вернулся. Володька. Она его услышала.
– У неё муж?!
– Володька. Тоже в нашем классе учился.
Василий замолчал, потрясённый. В уме он стал складывать все несуразности поведения поэтессы на предыдущих свиданиях. Сумма сошлась. Выходило, что он, Василий, обыкновенный дурак.
– Из плаванья вернулся?
– Из алиментов. Он от неё к матери убегал. Когда она сына Амфибрахием назвала. Он его с собой забирал.
Василий уже ничему не удивлялся.
– Амфибрахий – это по-гречески?
– Это поэтически. Размер такой.
– А-а… Дались же ей эти размеры…
Василий помолчал. Хотелось курить, но он помнил, что в заначке ничего нет. Гостья переступила с ноги на ногу. Чтобы хоть что-то сказать, Василий заметил:
– А у тебя ничего так… с размерами…
Подружка поэтессы скромно промолчала. Василий подождал и решил уточнить:
– Значит, мне дали отворот?
Подружка кивнула:
– Ты не беспокойся, мне тоже. Володька сейчас прогнал. Сказал, что я её совращаю.
– А ты совращала?
– Я её курить учила. И выпивать. Ну как бы с горя…
– Ну и как, получалось?
– Плохо. Как выпьет, так сразу в стихи…
– Я видел. Тяжёлый случай, – Василий вдруг увидел, что стоит в трусах и счёл нужным извиниться: – А я как выпью, так курить тянет. И прочее.
– Я всё принесла. И закуску.
– Надеюсь, не капусту? – вздохнул Василий.
И выдал-таки сегодня на пять бочек больше. Шестую мы ему не дали, так как рассчитывали на долгую, счастливую жизнь.
Василий и отнудитель-от-брехни
(Наше фэнтези)
Стою, значит, на балконе, курю. Пепел стряхиваю за перила и наблюдаю, как он неторопливо залетает на балкон соседям снизу. Вообще-то обычно не любят соседей сверху. Но мы с Клавой не любим снизу. Они любят громкий рэп, а мы за это не любим их.
На дворе осень. В этом году ранняя, но пока тёплая. Листья жёлтые, трава жухлая, мухи сонные, собаки озабоченные.
Мне грустно. Во-первых, надо идти к зубному лечить левый коренной. А во-вторых, Клава только что в очередной раз оставила меня. Мне грустно оттого, что я не знаю, с чего начать? То ли с зуба, то ли с Клавы.