Отец Кристины-Альберты
Шрифт:
Она просияла на мистера Примби дружески-интимной улыбкой.
— Часто моя сестра или я в последнюю минуту выбегаем, чтобы внести что-нибудь. Если все остальные заняты. Если мы можем помочь, это не затруднение.
— Систему отдельных столиков, — продолжала мисс Эмили Рустер, — мы ввели после войны. Гораздо приятнее. Вы можете уединиться или же общаться. В гостиной и в курительной часто завязываются беседы. И люди здороваются друг с другом. Иногда люди общаются совсем по-дружески. Играют в разные игры. Отправляются вместе на экскурсии. Так мило.
Кристина-Альберта
— Очень-очень милые люди, — сказала мисс Эмили. — Очень милые люди. Джентльмен на покое с супругой и ее падчерицей, и две незамужние дамы на покое, и джентльмен с супругой, жившие в лесах Бирмы, ну и так далее.
Кристина-Альберта удержалась от ехидного вопроса, что, собственно, означает «джентльмен на покое» или «незамужняя дама на покое».
— Меня всегда привлекал Танбридж-Уэллс, — сказал мистер Примби.
— КоролевскийТанбридж-Уэллс, с вашего позволения, — сказала мисс Эмили, засияв. — «Королевский» был прибавлен в девятьсот девятом по милостивому повелению его величества.
— Я не знал, — сказал мистер Примби с глубоким почтением, и примерился: — КоролевскийТанбридж-Уэллс.
— Сразу такой кусок не прожуешь, — сказала Кристина-Альберта.
— Для нас очень приятный кусок, могу вас заверить, — верноподданнически сказала мисс Эмили.
Пансион «Петунья» показался мистеру Примби настолько удовлетворительным во всех отношениях, что тут же было договорено, что он вернется через день с кое-какой одеждой и другим багажом, а Кристина-Альберта приедет и поживет с ним несколько дней — наверху для нее есть комнатка, а затем она вернется в Лондон к своим занятиям, и приедет снова, когда для нее найдется комната.
В поезде на обратом пути в Лондон мистер Примби обдумывал эти решения и строил планы.
— Я приеду сюда послезавтра, когда приведу в порядок свои коллекции в подворье. Наилучшие экспонаты я разложу в шкафу за стеклом, чтобы их было хорошо видно, но, пожалуй, запру их. С собой я привезу несколько самых необходимых книг, а когда устроюсь, то отправлюсь хорошенько осмотреть эти знаменитые Скалы.
— Мы могли бы приехать утром, — сказала Кристина-Альберта, — а днем пойти осмотреть их.
— Но не в тот же день, — сказал мистер Примби. — Нет, я хочу увидеть Скалы, когда мозг у меня будет свеж и восприимчив. Думается, лучше всего будет отправиться совсем рано, хорошенько выспавшись. Когда там еще никого не будет. И мне думается, Кристина-Альберта, мне думается, что в первый раз мне следует пойти к ним совсем одному. Без тебя. Иногда, Кристина-Альберта, ты говоришь вещи — конечно, не нарочно — но они меня сбивают…
Кристина-Альберта прикинула.
— А что ты надеешься найти в этих Скалах, папочка?
Мистер Примби медленно покачал усами и остальным лицом из стороны в сторону.
— Я пойду к ним без предвзятости, — сказал он. — Быть может, Атлантида погибла не вся. Какие-то ее части, быть может, сохраняются скрыто. Философ Платон сохранил легенды. Частично зашифрованные. Как знать. Возможно,
И некоторое время он предавался приятным размышлениям вслух.
— Возьму блокнот и цветные карандаши, — сказал он и продолжал размышлять.
Молчание он прервал только через три-четыре минуты, и его слова застали Кристину-Альберту врасплох.
— Надеюсь, моя дорогая, — сказал мистер Примби, — среди этих художников и прочих ты не разболтаешься.
— Мне было бы горько думать, что ты разболталась, — сказал мистер Примби.
— Но, папочка, с чего ты взял, что я могу… э… разболтаться? — спросила Кристина-Альберта.
— Парочка мелочей, которые я заметил в подворье, — сказал мистер Примби. — Просто парочка мелочей. Ты должна быть поосторожнее, Кристина-Альберта. Девушке нужно соблюдать осторожность. А твои друзья… они совсем разболтанные. Извини, что я так о них говорю, Кристина-Альберта, но вовремя предупредить…
Ответила Кристина-Альберта после паузы и без обычной убедительности:
— Не беспокойся за меня, папочка, — сказала она. — У меня все хорошо.
Мистер Примби словно бы хотел переменить тему и сказал:
— Мне не нравится этот тип, Тедди Уинтертон. Слишком уж фамильярен.
— Мне он тоже не нравится, — сказала Кристина-Альберта. — Он действительно слишком фамильярен.
— Вот и хорошо, — сказал мистер Примби. — А то я подумал, что ты не замечаешь. — И он погрузился в размышления.
Однако это нежданное вмешательство в ее дела ввергло Кристину-Альберту в задумчивость до самого Лондона. Она то и дело исподтишка поглядывала на своего папочку.
Он, казалось, забыл о ее существовании.
Но это было тягостной правдой: Тедди Уинтертон действительно стал слишком фамильярным. Если не сказать больше.
Во все века компетентные наблюдатели указывали на непредсказуемую капризность судьбы, и теперь Кристина-Альберта могла внести свою маленькую лепту в этот непрерывно пополняющийся свод свидетельств. Ей казалось, отправляя своего папочку в здоровую безмятежность Королевского Танбридж-Уэллса, она обеспечивает ему наиболее оптимальные условия для счастливой и безопасной жизни. Действительно, после смерти ее матери в маленьком толстячке произошла разительная перемена — высвобождение воли, новая свобода в выражении своих мыслей, склонность обсуждать окружающее и даже выносить ему приговоры. Она сама сравнивала это с прорастанием семени, оказавшегося после подавляющей сухости среди влаги и света. Однако она не развила это сравнение дальше и не спросила себя, к какому расцвету может привести это запоздалое освобождение его инициативы. И что именно тут, а не где-нибудь еще, он найдет стимул, необходимый для невероятнейшего развертывания его воображаемого существования, что для него Танбридж-Уэллс окажется выходом из нашего будничного мира в то, что для него станет несравненно более чудесной и плодотворной жизнью — нет, такого ей в голову не приходило.