Отечественная война 1812 года. Школьная хрестоматия
Шрифт:
Впрочем, император Александр обнадежил меня содействием гр. Витгенштейна и обещал присоединить к моей армии в мое распоряжение 34 000 Штейнгеля и 15000 Эртеля. С этими-то соединенными силами мы должны были ожидать Наполеона на правом берегу. В это же самое время Кутузов должен был атаковать его на левом берегу. Если бы план этот удался, Наполеон очутился бы между Кутузовым и нами, стесненный в болотах и лесах берегов Березины. Но Наполеон приближался, а о Кутузове и о генерале Витгенштейне, Тенгеле и Эртеле не было и слуху. Ни один из них не исполнил предполагаемого плана. Кутузов оставался позади; Витгенштейн же и Штейнгель двинулись по левому берегу, вместо того, чтобы, перейдя на правый и соединившись со мною, защищать переправу. Что касается до Эртеля, то он остался в Мозыре, под тем предлогом, что падеж скота помешал ему идти далее...
Все генералы мои были поражены неудобством моей позиции. Многие из них подавали даже мнение оставить ее и двинуться налево, к Лепелю, где предполагали найти
Решившись поставить посты по берегу реки в надлежащих расстояниях один от другого и держать главные силы в центре, у Борисова и Веселова, я готов был идти, смотря по надобности, на угрожаемые пункты. Огромное зарево над неприятельскими биваками, виденное нами ночью, достаточно убеждало нас, что там было много войск. Они были заметны в трех или четырех разных местах.
Хотя невероятно было, что Наполеон захочет переправляться через Березину у города Березина, потому что путь этот был дальнейший и подвергал его опасности столкнуться с нашею большою армией, которая должна была следовать на его фланг; по со всем тем, я не мог себе дозволить не обращать внимания на предписание главнокомандующего, тем более, что его предположения подтверждались известиями, доставленными Витгенштейном и Кнорингом. Кроме того, Наполеон мог желать взять направление немного к югу, для того, чтобы в неистощенных еще уездах прокормить голодных солдат своих, которые шли от самой Москвы по дороге, опустошенной войсками. Вследствие сего я подумал, что Наполеону весьма удобно оставить два небольшие корпуса, один против Витгенштейна, чтобы прикрыть свое движение, а другой, чтобы удержать меня у Борисова: тогда бы он пошел на Бобруйск, а князь Шварценберг мог бы поспеть вовремя, чтобы защищать переправу его и прикрывать отступление. Отсутствие Кутузова, казалось, оправдывало эти догадки. Реляцией извещали, что он почти уничтожил неприятельскую армию, а прежние бумаги уведомляли, что он следовал за нею по пятам. А между тем французы четыре дня уже стояли передо мною, а Кутузов не показывался. Я не мог иначе истолковать его отсутствия, как предположением, что Наполеон изменил маршрут свой и что Кутузов преследует его по другому направлению.
Нужно было принять меры среди этой неизвестности. Я не хотел, однако, оставить вовсе первый мой план: наблюдать берег Березины на тех пунктах, по которым пролегают два важных пути в Минск и Вильну, через Зембин. Чтобы все это согласовать, я приказал Ланжерону наблюдать в центре Борисовское мостовое укрепление, а Чаплицу — защищать с севера Веселово; сам же я, с дивизией Воинова, взял бы направление к югу, на местечко Шебашевичи, находящееся на Березине, в 6 с лишком милях ниже Борисова...
Наступило 27 ноября. Семь дней как мы стояли на Березине; в продолжение пяти дней сражались мы с авангардом, потом с разными корпусами большой французской армии. Ни Витгенштейн, ни Кутузов не являлись. Они оставили меня одного с ничтожными силами против Наполеона, его маршалов и армии, втрое меня сильнейшей, тогда как сзади были Шварценберг и восставшее польское население. Условленное наше соединение, с тем, чтобы нанести решительный удар неприятелю, очевидно, не удалось. Пока Наполеон оканчивал постройку мостов и продолжал переправлять войска свои, мне более ничего не оставалось делать, как скорее собирать все отряды, которые я расставил вдоль берега Березины, и переформировать корпуса, потерпевшие в битве 14-го числа. Я хотел соединить все мои войска для того, чтобы атаковать Наполеона при его отступлении и сделать ему как можно более вреда, или же защищать до последней крайности дорогу в Минск. С этой целью и были сделаны все мои распоряжения... Войска мои не были в совокупности, и требовался целый день для сбора их. Вследствие сего мне мало оставалось надежды на удачу, если бы я даже и тотчас атаковал французов. Это был бы безрассудный поступок, который мог бы повести к уничтожению моих войск; между тем как, выждав несколько часов, я мог надеяться на помощь Кутузова или Витгенштейна, которых ожидал. Поэтому я решил отсрочить нападение. Я отдал в распоряжение Чаплица еще два полка и велел ему на другой день, на рассвете, атаковать неприятеля, обещав поддержать эту атаку остальными моими войсками; сам же немедленно возвратился в Борисов, чтобы все это устроить скорее.
Наступила ночь, как вдруг услышали мы несколько пушечных выстрелов на той стороне Березины, сзади французской армии. Наконец, дождались мы Витгенштейна. Я сейчас же отправил, для открытия с ним
В сумерки рассмотрели мы, что войска его потянулись вверх по Березине, к Студянке, для соединения с Наполеоном; потом, услышав с противной стороны от меня пушечные выстрелы Витгенштейна, они в недоумении остановились неподвижно среди поля.
Вскоре после того другие выстрелы послышались с правой стороны их: то был Платов со своими казаками. Таким образом, французская дивизия, сбившись с дороги, наткнулась на корпус Витгенштейна и, положив оружие, сдалась в плен.
Около 10 часов вечера, явился ко мне от гр. Витгенштейна один из наших партизан, полковник Сеславин. Он спросил меня, как я буду действовать, — таким тоном, который ясно мне доказывал, что Витген-штейн почитал себя совершенно независимым и намерен распоряжаться по своему усмотрению. Итак, кроме того, что помощь опоздала своим прибытием, но здесь вмешалось еще и мелочное самолюбие, которое должно было вредить совокупности наших действий! Я отвечал полковнику, что намерен атаковать правый берег на рассвете, и что, полагая неприятеля вчетверо сильнее меня, я приглашал графа Витгенштейна атаковать французов в одно время со мною на левом берегу. Я письменно просил также прислать ко мне на подкрепление пехотные дивизии. На это мне ничего не отвечал, но обещал атаковать на другой день на рассвете, чего, однако, не исполнил. Он атаковал четыре часа позднее.
Вскоре после того приехал ко мне флигель-адъютант государя подполковник Михаил Орлов. Его отправил Кутузов, с отрядом казаков, узнать о моем местопребывании, что ему казалось необходимым, чтобы приблизиться к Борисову. К сожалению моему, узнал я от его посланного, что фельдмаршал находился от меня и от неприятеля в шести переходах. По этому можно судить, как он неутомимо преследовал: это называется итти по пятам неприятеля на благородной дистанции...
Около 2 часов пополудни, 16-го числа, приехал ко мне Витгенштейн один без войска, тогда как Чаплиц начал атаковать в 5 часов утра. Витгенштейн, прибыв в Борисов, без затруднения переправился через Березину, возле уничтоженного моста. Когда я рассказал ему о нашем положении и опять начал просить подкреплений, которые, впрочем, уже не могли прибыть к нам вовремя, он отвечал мне: «Но что вы хотите делать? Неприятель будет продолжать пальбу до ночи и потом, по обыкновению, отступит». Как ни старался я уверить его, что мы не должны довольствоваться одною пальбою и преследованием и что дело идет о том, чтобы уничтожить неприятеля, мои увещания не подействовали на него. Граф Витгенштейн стоял с большею частью сил своих и хладнокровно смотрел на битву, которая должна была бы решить судьбу французской армии. Между тем, как мы с 5 часов утра, с малыми силами, дрались на правом берегу с большею частью войск Наполеона, он ввел в дело на левом берегу только ничтожные силы против маршала Виктора, который командовал арьергардом. Дав слово атаковать в одно время с нами, в 5 часов утра, он начал атаку только в 10 часов и не помешал Виктору стоять на позиции целый день. Он ввел в дело всего 14 000 человек, тогда как у него было 45 000, и вместе с тем не согласился подкрепить меня двумя дивизиями; остальные войска его стояли в отдалении, без всякого дела. К императору Александру писал он, что заставил Наполеона переправиться через Березину. Как мне кажется, ему вменено было в обязанность помешать этой переправе.
Таким образом, вместо 160000, которые, по расчету императора Александра, должны были собраться на правом берегу Березины, оказалось только моих 20 000 человек для встречи и задержания Наполеона, которого Кутузов должен был теснить сзади. Никто не исполнил предписаний императора; никто, кроме меня, не явился к назначенному месту.
Неприятель уходил в продолжение всей ночи. Я отправил Чаплица с авангардом преследовать его со всевозможной быстротой, подкрепив отрядами легких войск, с которыми генерал-майор Орурк защищал берег на правом фланге Березины.
Когда накануне, во время боя, Наполеон узнал, что все люди, могущие носить оружие, переправились через реку, он приказал переправиться и маршалу Виктору и тотчас же уничтожить мосты, оставив, таким образом, на левом берегу огромный обоз экипажей и фур.
Тогда началось такое замешательство, которое трудно описать: пехота, конница, отсталые и все, что следовало за армиею, женщины, дети, все это бросилось толпою на мост, который уничтожался.
Ужасное зрелище представилось нам, когда мы 17 ноября пришли на то место, которое накануне занимал неприятель и которое он только что оставил: земля была покрыта трупами убитых и замерзших людей; они лежали в разных положениях. Крестьянские избы везде были переполнены, река была запружена множеством утонувших пехотинцев, женщин и детей; около мостов валялись целые эскадроны, которые бросались в реку. Среди этих трупов, возвышавшихся над поверхностью воды, видны были стоявшие, как статуи, окоченелые кавалеристы на лошадях, в том положении, в каком застала их смерть.