Отечество без отцов
Шрифт:
Собственно говоря, карнавал запрещено устраивать, но вчера около сотни человек тайком собрались в одном из дальних залов гостиницы «Фюрстенхоф» и стали распевать старые карнавальные песни. Я не пошла туда.
В ночь на 23 января в Мюнстере ненадолго потеплело. В результате бомбежки загорелись несколько домов, снег на Лингенерштрассе начал таять. По булыжной мостовой потекла вода, утром все это замерзло и превратило улицы в каток. Ильза Пуш побежала в бомбоубежище рядом с управлением воздушных сообщений. Там на раскладушке она провела всю ночь без сна вместе с сотнями других людей. В три часа последовал сигнал отбоя, опасность миновала. Тот, кто желал, мог возвращаться домой. Ильза решилась идти, вначале она зашла в свою лавку, затем на квартиру, обе оказались в целости и сохранности.
Три дня спустя с самого утра и до вечера падал снег, сожженные дома на Лингенерштрассе
В этот день в магазине побывало совсем мало покупателей, почтальонша вновь вернула две посылки.
— Ну, вот и прекрасные теплые наушники вернулись назад, — запричитала Ильза.
По пути к центру города она увидела русских пленных, расчищавших трамвайные пути. Конвоир с винтовкой за спиной прислонился к фонарному столбу и курил трубку. Так вот как выглядят эти страшные люди, о которых часто писал Вальтер Пуш. Ильза остановилась и уставилась на людей, возившихся с лопатами. Один из них поднял голову и взглянул на нее. Было ли у него просто такое лунообразное и приветливое лицо, или же этот человек действительно расплылся в улыбке? Ильза улыбнулась в ответ, но сразу же со страхом отвернулась.
Конвоир оторвался от столба, медленно приблизился к ней и сказал:
— Я бы этого лучше не делал.
Вечером она пошла на исповедь. Когда Ильза шепотом поведала пастору, что улыбнулась на улице русскому пленному, то услышала в ответ: «Милое дитя, улыбка никогда не была грехом».
Своему Вальтеру она написала:
Пленные выглядят не столь уж плохо, как ты мне расписывал, некоторые даже улыбаются.
Меня особенно удручает то, что сейчас в газетах помещается так много траурных объявлений. Русская зима уносит немало жизней. Вчера в лавку зашла незнакомая женщина лишь для того, чтобы сказать, что ее сын погиб под Ленинградом. Она так горько плакала. От дяди Карла из Дипхольца пришла весть, что их Андреас пропал без вести. Надеюсь, что ты скоро вырвешься из этой ужасной России.
В полночь она отнесла письмо на вокзал, так как полагала, что по железнодорожной дороге оно дойдет быстрее.
После этого по радио она прослушала колыбельную песенку. Перед тем, как идти спать, Ильза вышла на балкон, но звезд на небе не увидела. В Мюнстере Дед Мороз также вступил в свои права, от Урала до Атлантики царствовала сплошная зима. Над балконом, где сейчас стояла Ильза, висели сосульки. Кусты в саду будто надели белые шапки.
В замерзшей России
Дорогая Ильза!
Фронт постепенно стабилизируется. Мы вновь занимаем надежную позицию и даже имеем неплохие условия расквартирования. Русские истекают кровью. Наши пехотинцы рассказывают, что пленные, которых они захватили, были поголовно пьяными. Бедных русских парней поят водкой и бросают на немецкие позиции. То, что потери при таком ведении войны оказываются огромными, никого там не трогает. У них такие богатые людские ресурсы, что им ничего не стоит ежедневно посылать тысячи людей на смерть. Так матушка Россия теряет миллионы своих сыновей.
Война с Россией была неизбежной. Я не могу себе даже вообразить, что произошло бы в случае нападения этих пьяных орд на Германию. Немецкие солдаты ведут себя по отношению к русскому населению излишне благородно. Но немцы ведь по своей природе порядочные люди.
По радио сейчас передают песню со словами: «Все проходит мимо, за каждым декабрем вновь следует май». Но, декабрь уже миновал, за ним пройдут еще несколько месяцев, и вновь наступит солнечный май. А двое влюбленных будут хранить верность друг другу. Пожалуй, еще месяца три тебе придется провести без меня. Сейчас, когда я тебе пишу, звучит чудесная музыка. Сегодня воскресенье, и минула еще одна неделя войны. Я еще послушаю армейскую радиостанцию «Белградский часовой», затем спокойно улягусь и буду вспоминать тебя.
Уже свыше недели мы квартируем в маленькой деревушке. Мы привыкли к местному населению, а оно к нам. Живем в доме вместе с двумя пожилыми русскими женщинами, которые к нам, немцам, относятся по-матерински. У них у самих не так уж много еды, но чем дольше мы с ними живем, тем чаще они делятся с нами своими скудными запасами. Сегодня после обеда мы подарили им кусок пирога. Они тут же выставили нам две миски творога. И каждое утро на столе стоит горшок с молоком. Обе старушки взяли на себя заботу также и о нашем белье. Позавчера они выстирали мои носки и повесили их сушиться на веревке на улице, поскольку мороза не было. Вечером у нас была смена белья, и мы должны были получить новые вещи взамен старых. Я снял свои
Скука стоит невообразимая. Сегодня мы весь день играли в кости в игру «Не сердись». Единственное разнообразие вносит радио. Наш санитар слушал в наушниках трансляцию футбольного матча Германия — Испания. Он громко комментировал его ход, так что все, находившиеся поблизости, получили представление об этой игре. Собственно говоря, сейчас можно было бы отправить нас в отпуск. Ничего ведь не случится, пока снег не растает, и дороги не подсохнут. Но кто знает, какие планы у высокого начальства относительно нас?
Унтер-офицер Годевинд с удовольствием бродит в эти скучные дни по окрестностям, пытаясь подстрелить зайцев. Вчера он принес лису, великолепный экземпляр, один лишь ее хвост достигает полуметра. Русский старик снял с нее шкуру и повесил для выделки. Годевинд не знал, что с ней делать.
— Ты ведь будешь праздновать свадьбу, — сказал он мне. — Возьми лисицу и подари своей невесте на меховой воротник.
Сейчас, когда у нас стало несколько спокойнее, я все больше вспоминаю о доме. Наверняка, снег там уже сошел, в первую очередь, в тех местах, где по пашне проходит борозда. Герхард и Кристоф уже вывозят удобрения на поля. Дикие гуси летят через озеро, направляясь на север. Сегодня ночью мне приснилась Эрика, она была полностью обнаженной.
Наши офицеры изо всех сил старались сохранить сплоченность полка, по крайней мере, того, что от него еще оставалось. До поры до времени им удавалось добиваться этого задабриванием, когда они хвалили нас за образцовое поведение. Они напоминали, как хорошо всем нам было в Можайске, и обещали, что мы получим в ближайшем же городе все, что нам нужно. За счет этого им удалось добиться того, что наш полк оставался одним из немногих, где еще сохранялись дисциплина и порядок. Но когда наши надежды оказались несбыточными, и мы вынуждены были проходить через города, не получая ничего на местных складах, то подполковник Фуль заявил, что больше нет возможности сохранять монолитность всего нашего отряда и продолжать отступление в организованном порядке. Каждый теперь был волен сам распоряжаться своей судьбой и решать, сколько сил у него осталось для своего спасения. Так потом и случилось.
Возможно, скука была причиной того, что Роберту Розену начали сниться сны. Однажды во сне он скакал на коне по полям своего Подвангена. Почему-то он решил, что это было воскресенье. По дороге ему встретилась почтальонша и вручила письмо от толстой тетки Амалии из Рагнита. Та писала, что он объявлен единственным наследником ее поместья. Когда он получит это письмо, ее уже не будет на свете. Но он должен немедленно прибыть и вступить в права наследства. Во сне он запряг лошадей в повозку, пригласил мать посмотреть с ним это поместье и выпить вместе с первыми лицами Рагнита сорокапятиградусной водки из Восточной Пруссии под названием «Мешкиннес». Когда они туда прибыли и поднялись в господский особняк, то мать схватила его за руку и сказала:
— Мы лучше останемся там, где нам и так все принадлежит. Лишь отчий дом приносит счастье.
Сон преследовал его весь день.
— Надеюсь, что дома ничего не случилось, — записал он в своем дневнике. — Вновь мне пришлось задуматься о собственной смерти.
Было так тихо, что каждый мог подумать, будто война закончилась. Не было никаких вспышек огней на горизонте, лишь кое-где местами слышался отдаленный орудийный гул. Казалось, пушки стреляли лишь для того, чтобы заявить о своем присутствии. Возможно, поэтому по ним открывали огонь орудия с другой стороны. В небе кружились немецкие и русские самолеты-разведчики. Солдатам по обеим сторонам фронта доставляло удовольствие, стрелять по ним из винтовок, правда, без всякой надежды на то, что удастся поразить машины, летевшие на большой высоте.
В один из воскресных дней солдаты устроили охоту на зайцев по снегу, покрывшемуся корочкой льда. По пути они наткнулись на могилы героев, лежавших тут с последнего лета. Кресты завалились от снежных метелей, надписи поистерлись. Еще одна зима — и могил героев вовсе не станет.
В березовой роще распускались почки, сережки приподнимали свои головки. Дикие гуси с гоготом летели на север.
— Ты в своей деревне тоже охотишься на зайцев? — спросил Годевинд.
— У нас охотой занимается хозяин поместья, — ответил Роберт Розен.