Отголоски судьбы

Букия Оксана

Димостэнис резко сел, открывая глаза.

— Лала, — неверяще выдохнул он.

Девушка, не снимая плаща, быстрыми шагами пересекла комнату и села рядом с ним на кровать.

— Я так волновалась, Дим! Я должна была тебя увидеть.

Ее, как обычно горячие пальцы легли ему на лицо, ощупывая следы от ожогов, обследовали рану на плече, опустились на грудь, на хьярт. Он все время пытался перехватить ее руки и покрыть их поцелуями. Она очень мягко, но серьезно отталкивала его, продолжая свое дело.

Поняв, пока Олайя не убедится, что с ним все в относительном порядке,

она не успокоится, Дим перешел к ее одежде. Развязал шнуровку капюшона, расстегнул застежки плаща, провел пальцами по всей длине косы, нащупывая заколки. Тяжелые золотые пряди упали на плечи, на спину, на его пальцы.

— Я даже мечтать не мог об этом.

Димостэнис пододвинулся ближе, уткнув лицо в ее волосы. Руки Олайи — больше не руки целительницы, а любимой, желанной женщины ласкали его, гладили по обнаженной коже. Так легко было потеряться в этом сладком безумии…

— Знаешь, Лала, — Дим накручивал на пальцы золотистые локоны, как обычно наслаждаясь их мягкостью, — все эти дни я много думал о нас.

Ее головка умиротворенно лежала у него на плече, и сама она была олицетворением покоя и безмятежности, воцарившимся в его душе с ее появлением.

— И что ты надумал?

— Что хочу всю свою жизнь идти с тобой по одной дороге. Если ты, конечно, не против такого соседства.

Олайя приподняла голову, заглядывая в его глаза.

— Звучит, как предложение, сэй Иланди.

Дим поймал ее чуть взволнованный и смущенный взгляд.

— Сэя Олайя Талали Дайонте, — начал он традиционный ритуал, — согласны ли вы стать моей законной избранницей, пойти со мной под своды храма Зелоса и благословение его? Согласны ли вы по жизни идти со мной одной дорогой? Войти в мой Дом и почитать его как свой? — мужчина прервался, обдумывая то, что он по-настоящему хочет ей предложить. — Всегда быть со мной рядом. И любить меня. Дарить свое тепло и терпеть мой ужасный характер и все мои выходки.

— Всегда, — она склонилась над ним, ласково взяла его лицо в свои ладони, — только у меня есть одно условие.

— Условие? — его брови удивленно поползли вверх.

Олайя едва заметно кивнула головой.

— Я знаю, что ты — сорвиголова, любишь риски, а самое главное не боишься их. Жизнь для тебя — большое приключение.

— Я понял, Лала, я…, - Дим слегка запнулся, — изменюсь.

Он представил себя степенно прогуливающегося по ажурным набережным Верхнего города, сплетничающего с придворными, устраивающего званые обеды и балы у себя дома. Будет трудновато. Ради нее он постарается. Впрочем, здесь надо будет ооочень постараться.

Олайя рассмеялась, уткнувшись носом ему в плечо. Видимо, все его мысли отразились на лице.

— Ничего ты не понял, Димостэнис Иланди. Я выбрала ТЕБЯ и люблю я ТЕБЯ. Ни в коем случае не хочу тебя изменить. Я просто хочу, чтобы где бы ты ни был, и чтобы ты не делал, ты всегда помнил, что теперь у тебя есть я. Что я жду и молюсь за тебя Богам. Пообещай мне.

— Да, мой ангел, — ее слова тронули, испугали, обрадовали. — Обещаю.

Глава 12

Собрание Большого Круга — формальность, к которой правящий Дом прибегал крайне редко. Праздник нового

ара, Бал Цветов, становление династии Эллетери, официоз, существующий для того, чтобы коронованная особа могла показать свою гибкость, лояльность и желание иметь обратную связь со своими подданными.

В отличии от строгого безо всяких излишеств малого зала, где обычно проходили собрания Совета Пяти и императора, Зала Приветствия радовала глаз свой роскошной, витиеватой красотой. Белоснежные стены с вплетенными в них нитями серебра, переплетающиеся с лучами Таллы, свет которых, проходя сквозь изысканные оконные витражи, разбивался на тысячи цветных осколков, наполняя внутренне убранство комнаты причудливыми бликами. Великолепные потолки, расписанные кистями великих мастеров далекого прошлого, пол, украшенный императорскими нефритами, от входа до самого возвышения, на котором стоял резной трон с высокой, удобной спинкой, украшенной гербом правящей династии. Чуть ниже у первых ступеней строго и неприступно выстроились в ряд пять кресел с эмблемами Великих Домов. Дальше массивный стол, с большой столешницей из белоснежного мрамора, за которым восседали почетные члены собрания — наместники квот, на которые была разбита империя.

Главный советник замер на несколько мгновений перед высокой тяжелой дверью. Закрыл глаза, концентрируясь на энергии внутри себя. Вновь вспомнил объятия земли, звенящие капли водопада, ярость огня. Частички стихий, живущие в нем, переплелись в тесный клубок, вселяя уверенность в том, что его дар нечто особенное, а не просто покалеченный хьярт. Не хватало силы воздуха. И тогда он очень надеялся, что сможет понять себя и разобраться в своих новых возможностях.

Правда сейчас хватало и того, что было. Защитный контур ровно лежал на коже, не прерываясь, не истончаясь, не щетинясь иголками, распространяя вокруг себя спокойное серебристое сияние.

Димостэнис усмехнулся: кому-то его вид очень не понравится. Привычно вздернул подбородок, кивнул застывшим стражникам и те распахнули перед ним тяжелые створки дверей.

Собрание началось как обычно с докладов наместников о состоянии дел на вверенных им землях. Формальность, как и все собрание в целом. Так как император и советники регулярно получали подобные донесения. К тому же с каждым управляющим продуктивнее было общаться с глазу на глаз, имея возможность вникать в проблемы отдельных частей империи более предметно и реагировать на предложения и просьбы.

Главы квот торжественно расхваливали себя перед его величеством и друг другом. Правитель откровенно скучал, хотя с его лица и не сходила дружелюбная улыбка. Советники тоже внимали с должным участием, однако их взгляды постоянно возвращались к Димостэнису.

— Благодарю за службу, — произнес Аурино Эллетери, когда последний докладчик, приложив руку к хьярту и почтительно склонившись перед своим правителем, вернулся на свое место. — У кого что еще есть сказать, благородные сэи?

Обычно после наместников брал слово один из Совета Пяти, а потом император торжественной речью закрывал собрание Большого Круга и высокородное общество перемещалось в трапезную.