Отходной маневр

Дышев Андрей Михайлович

27

Мы завтракали, купаясь в солнечных лучах. Сердце мое наполнялось светлой радостью, когда я кидал взгляд на окно, похожее на яркую рождественскую открытку: на фоне синего неба красуется ветка сосны с сочными зелеными иголками, покрытая искрящимися комочками снега. Никаких следов ночной метели!

И Лера тоже сияла и цвела, как природа, будто не было вчерашних слез и упреков. Она порхала вокруг стола, обслуживая Альбиноса, как солнечный зайчик. Ему первому поднесла чуть подгоревшую пиццу, явно фабричного производства: с кружочками помидоров, ломтиком поджаренной ветчины, присыпанную сырными стружками вперемешку

с мелко порезанным базиликом.

— Днем ваш дом не кажется таким уж мрачным, — сказал я, наливая себе кофе сам, потому как от Леры трудно было дождаться внимания.

Альбинос закурил трубку. Аромат португальского табака наполнил комнату.

— Я не вижу в нем ничего мрачного, — возразил он. — И вообще, разве внешние предметы могут влиять на настроение человека?

— Нежилые помещения, в которых когда-то бурлила жизнь, способны нагнать на меня тоску, — признался я. — — Особенно если внимательно присмотреться к предметам. Пыль, запах плесени, запах отсыревших книг… А когда-то эти коридоры были наполнены детскими голосами, и шли занятия, и учителя делали свою незаметную и неблагодарную работу. Тут шла борьба за право называться человеком.

Лера улыбнулась краешком губ, пожала плечами и вопросительно взглянула на Альбиноса, мол, о чем это он? Альбинос положил трубку на край блюдца, растопыренной пятерней зачесал волосы.

— Здесь, где мы сейчас сидим, — сказал он, — была спальня. Два ряда по десять коек. Ночью в этих стенах витали сны, какие никогда не увидит здоровый ребенок. Дети во сне плакали, смеялись и разговаривали, переживая совершенно взрослые, развитые чувства. Было все: измена, любовь, предательство, лицемерие, лесть. А по утрам дети путались, не в силах вспомнить, что означает свет в окне — день или ночь, надо закрывать глаза или же вставать и идти на занятия. Больше половины детей не могли самостоятельно одеваться, и за ними ухаживали нянечки… Мне об этом рассказывал врач-психиатр, который часто здесь бывал. Представляешь, сколько тут всего…

Он поднял лицо и обвел взглядом потолок и стены.

— Судя по количеству дверей, на этом же этаже были и классы, — сказал я. — А был ли актовый зал?

Альбинос отрицательно покачал головой.

— Нет. Только спортивный на первом этаже, застланный поролоновыми матрацами, чтобы не ушиблись.

— А где ставили новогоднюю елку? Куда приходил Дед Мороз с подарками?

Альбинос взял трубку, поднес ее кончик к губам и, щурясь, посмотрел на меня. Лера стала собирать тарелки, сделала неловкое движение, и на пол упала вилка.

— О чем ты, Вацура? — — произнес Альбинос. — Какой Дед Мороз? Эти несчастные не воспринимали самого элементарного, у них были примитивные животные чувства: еда, естественные отправления… Потом мы дули коньяк. Альбинос рассказывал, как много лет тренировался на крутых склонах, стараясь достичь запредельной скорости и маневренности. Но все усилия долгое время были тщетными.

— Не хватало скорости? — спросил я.

Нет, скорость — всего лишь одно из условий. — Нужно еще особым образом настроить дух и тело… Потом Альбинос скупо, без эпитетов и превосходных степеней поведал о том, как однажды его сноуборд оторвался от снега и в течение нескольких минут парил в облаках снежной пыли подобно параплану, и управлять им было удивительно легко и приятно, как во сне…

— Он не понимает, о чем ты говоришь, — сказал Лера Альбиносу.

— Но он хочет понять. Это видно по его глазам. Он будет вынужден меня понять… На склоне я расскажу ему самое главное…

Они оба стали рассматривать

меня, как подопытного кролика, и вслух прикидывать, на что я способен. Я поглядывал на часы, с нетерпением дожидаясь, когда заработает канатная дорога. Лера долго мыла посуду, разбив при этом тарелку и чашку, потом принялась подметать пол, поливать цветы, стоящие на подоконнике. Я ненавязчиво наблюдал за тем, как она это делает. В горшок, в котором рос малиновый куст кротона, она влила двухлитровую бутылку, пока на поддоне не проступила вода. Затем обмотала каждый горшок полиэтиленовым пакетом — наверное, для того, чтобы вода поменьше испарялась. Я тоже так де— лал у себя дома, если мне предстояло уехать на несколько дней в командировку.

Когда мы подошли к подъемнику, там уже была приличная очередь. Я сразу заметил торчащую впереди бандану Мураша. Мой ангел-хранитель копировал меня если не с зеркальной точностью, то с упорством обезьянки. На лбу у Антона сверкали золотистые горнолыжные очки, а в руках он держал сноуборд. Рядом с ним стояла очень прилично упакованная девушка, загорелая настолько, что впору было засомневаться, а не индианка ли она? И тоже со сноубордом. Она о чем-то с жаром говорила Мурашу, энергично жестикулировала руками и пикировала ладошкой перед его лицом — точь-в-точь как делают военные летчики, отрабатывая боевое задание перед вылетом. Вот еще новость! Мураш нашел себе подружку?

Сославшись на необходимость взглянуть на расценки, я доверил свою доску Лере и стал протискиваться к кассе. Поравнявшись с Мурашом, я шепнул ему, не поворачивая головы:

— Я здесь. Постарайся не терять меня из виду. Добравшись до кассы, я глянул на вывешенные расценки и пошел обратно. Мураш, встретившись со мной взглядом, едва заметно кивнул. Его глаза сверкали преданностью и готовностью к подвигу.

Наконец подошла наша очередь. Я напросился ехать с Лерой в парном кресле, и Альбинос не стал возражать. Кресло подхватило нас, и мы воспарили. Теперь минут двадцать мы будем сидеть с Лерой плечо к плечу, и никто не вмешается в наше милое общение. Альбинос, выворачивая шею, поглядывал на нас с впередиидущего кресла. Я помахал ему рукой. — А странно, что судьба так часто сводит нас с тобой, — сказал я. — Сначала мы встретились на Побережье у продуктового магазина. Потом — в поселке на дискотеке. И, наконец, на склоне, когда я торпедировал палатку.

Лера молча смотрела вниз, на проплывающие под нами деревья и болтала ногами.

— А ты смогла бы спуститься по южному склону Крумкола? — спросил я.

— Мне и на этом склоне неплохо, — неопределенно ответила она.

— Вы с Альбиносом давно знакомы? Тут Лера вспылила:

— Это допрос?

— Просто я хочу узнать, куда и надолго ли вы с ним намылились?

Лера смотрела на меня широко раскрытыми глазами и мелко трясла головой, будто это была погремушка. Я ожидал, что она возмутится: «Ну, ты и наглец!» Но вместо этого девушка принялась опровергать мое последнее предположение.

— Ас чего ты взял, что мы куда-то намылились? Никуда мы не намылились. У нас отпуск. Нам еще отдыхать и отдыхать. Райдерский туе в самом разгаре. Склоны что надо…

Она явно перестаралась, привлекая такое количество доводов.

— Понятно, — прервал я ее. — А я все никак дотумкать не мог, куда грабители так быстро сгинули.

— Какие грабители? — испуганно спросила Лера и часто-часто заморгала.

— Те самые, которые автобус с немцами почистили. Они мешочек за плечо закинули, на сноуборды —скок, и вниз по склону с ветерком. Ищи-свищи!