Отходной маневр

Дышев Андрей Михайлович

— Вы не подскажете, как пройти в туалет? Лера вздрогнула, будто проснулась.

— Ой, привет, — произнесла она. — Проснулся уже? А туалет там, в коридоре. Найдешь…

Я вышел в коридор, который был не намного светлее, чем комната. По обе стороны находились массивные двери с медными чеканными фигурками зайцев, медведей и волков — немного, по три двери с каждой стороны. Похоже на гостиницу… В торце я нашел то, что искал… Откуда здесь Лера? Точнее, как я сюда подал? Меня принесли сюда, пока я находился в отключке? Склонившись над рукомойником, я пустил на голову струю

холодной воды… Вот так, теперь лучше. И в зеркале я не увидел ничего страшного и непривычного. Правда, чуть подпухли глаза и чернеет между ухом и скулой запекшаяся царапина. В рубашке родился! И как это меня угораздило врезаться в будку? Почувствовал, что все могу, что сноубордом управляю так же легко, как машиной?

Когда вернулся, комната преобразилась. На трех стенах горели бра в виде медных факелов. Стол стоял посредине комнаты, и Лера расставляла на нем бутылки и вакуумные упаковки с чем-то съестным. Мужчина сидел на подоконнике и с любопытством рассматривал меня. После некоторой паузы, он энергично соскочил с подоконника, приблизился ко мне и протянул руку.

— Альбинос, — назвался он, сделав ударение на букве «и».

На его предплечье, туго стягивая бицепс, матово сверкнул спиральный браслет в виде змеи, сделанной то ли из золота, то ли из меди. На шее у незнакомца висели разнообразные цепочки с медальонами в форме многогранных звездочек. Но не это привлекло мое внимание, а его глаза — необыкновенно светлые, почти прозрачные, необыкновенно приветливые. Я тоже представился, с убеждением, что это лишнее, ибо здесь, наверное, обо мне известно все.

— Ну, как ты? — поинтересовался Альбинос, продолжая держать мою руку.

— Голова выдержала, — поделился я радостью. — Это ерунда. А вообще как?

Я не совсем понял вопрос.

— Что со мной было? — спросил я.

— Ты улетел с трассы, — ответил Альбинос и, легонько шлепнув ладонью меня между лопаток, подвел к столу. — И разнес в щепки торговую палатку.

— Хорошо, что там никого не было, — добавила Лера, облизнув пальчик, выпачканный в майонезе. — У тебя была очень большая скорость. Надо было резко присесть и как бы выбросить заднюю ногу вперед, чтобы закантоваться.

— Чтобы что? — уточнил я.

Альбинос кинул на меня короткий взгляд.

— Давно доску объезжаешь?

— С сегодняшнего… то есть со вчерашнего… Послушай, а сколько времени я тут провалялся?

— С обеда. Я ввел тебе небольшую дозу феназепама.

— Все произошло у нас на глазах, — пояснила Лера, присыпая порезанные пополам вареные яйца красным и черным перцем. — Мы не стали ждать спасателей. Альбинос — врач и может оказать медицинскую помощь.

— А где моя доска?

— Цела, цела твоя доска! — успокоила Лера. — Под койкой лежит.

Альбинос сел за стол, взял с тарелки пучок зелени и откинулся на грубую резную спинку стула. Отрывая листик за листиком, он отправлял их в рот и не сводил с меня своего проницательного взгляда.

— Надо было найти более пологий склон, — сказал он. — Ты рисковал свернуть себе шею.

— Я очень нетерпеливый человек, — оправдался я.

— По губам Альбиноса скользнула усмешка. —

Торопливость — это самое бесполезное занятие, какому может посвятить себя человек… Ты будешь пить водку или вино?.. Наша торопливость столь же нелепа, как если бегать из конца в конец железнодорожного состава, надеясь, что таким образом прибудешь на вокзал скорее…

Я не поспевал за его мыслью. Наверное, действие феназепама еще не закончилось, а может быть, еще напоминала о себе безвременно разнесенная в щепки торговая палатка.

— А зачем тебе сноуборд?

Я не был готов к этому вопросу и собирался ответить расплывчато и банально, дескать, для удовольствия, но тут между нами, обрывая зрительный контакт, встала тонкая фигура Леры. Она наполнила бокал Альбиноса, подала ему, чокнулась с ним и сказала:

— За тебя, мой милый… За нас…

26

Она вела себя так, будто меня здесь не было. Мне трудно было вплести себя в их упоительный мир, хотя я точно еще не знал, нужно ли это делать, если от меня этого не требуют. Наверное, надо поблагодарить врача за его великодушие и откланяться? Я налил себе водки и выпил. Л ера поставила бокал с отпечатком губной помады на стол, по-кошачьи плавно обошла Альбиноса, встала за его спиной и стала перебирать пальчиками его волосы — ну точно как делают обезьянки в зоопарке, отыскивая в шерсти друг друга блошек.

— Научиться кататься на сноуборде несложно, — сказал Альбинос, тихонько отстраняя Леру. — Но стоит ли тебе тратить на это время? Ты на пианино играешь?

Я поикал плечами, какое отношение имеет пианино к езде на сноуборде.

— Сочинять свою музыку и играть по чужим нотам — это ведь разные вещи, так ведь? А сноуборд инструмент особенный. Он не терпит чужих нот. В противном случае он превращается в обычное корыто, на каких деревенские мальчишки съезжают с ледяных горок.

Я подумал, что этот Альбинос приличный зануда, и попытался перевести разговор в другое русло:

— А в этой гостинице много постояльцев?

— Только мы, — ответила Л ера.

— Это не гостиница, — медленно произнес Альбинос. — Когда-то это был интернат для умственно отсталых детей.

— Мы взяли его в аренду, — сказала Лера, через плечо протягивая Альбиносу свою ладошку. Тот взял ее и поднес к губам. — Хотим открыть здесь райдер-клуб.

— До клуба еще далеко, — возразил Альбинос. — Нужно искать и готовить людей. А это время и деньги.

— А-а… а как же дети? — спросил я.

— Два года назад дети вместе с педагогами погибли в автокатастрофе, — ответил Альбинос и, высунув кончик языка, наклеил на него зеленый листик. — Автобус, в котором они ехали, сорвался в пропасть. С тех пор здесь никого. Только мы с Лерой.

— Мрачное место!

— Ты так думаешь? — усмехнулся Альбинос. — Здесь, как нигде, емко стимулируется энергия тела.

— Может быть, — — осторожно согласился я. — Знать бы только, на что потом эту энергию использовать.

— На концентрацию колоссальной силы, которая приводит к реализации духовных возможностей человека, — ответил мне Альбинос.