Откровение Дионисия
Шрифт:
— Книги?
— Да… Старец книги с Афона принес, из Царьграда, с Москвы. В Кириллове монастыре тоже книг много. Старец Нил в пустынь свою неграмотного человека не возьмет. Вот и переписывают, трудятся. Тем и живут.
— Сказывали мне, что в церкви у них не украшено.
— Отец Нил даже даров не берет. Украшения в церкви и в одеждах у них почитается за грех. Едят и пьют тоже мало. Живут молитвою, — сказывал Досифей и поднялся. — Пошли с Богом.
Тропа опять завела путников в лес, и они снова шли по ней молча до тех пор,
— Ну, вот и пришли, слава Богу, — остановился, перекрестившись, Досифей.
Перед взором путников открылась большая поляна. За нею виднелась речушка, на берегу которой за жердяной оградой они увидели деревянную церквушку. Вокруг нее по всей поляне были разбросаны избушки-кельи.
— И церковь и кельи стоят на холмах каких-то. Отчего так? — спросил Досифея Феодосий.
— Место тут низкое, мокрое. Под церковь и под кельи землю таскали в коробьях, — пояснил Досифей.
— А старца Нила которая келья?
— Вон там, — показал рукой инок, — у излучины Соры у них меленка стоит. Видишь?
— Вижу, — кивнул Феодосий.
— Вот за ней, в сторонке у самого леса и есть келья Нила.
Подойдя к пряслу, Досифей с Феодосием отодвинули верхние жерди и все перелезли через ограду.
Тишина кругом была поразительна. Не слышалось ни человеческого голоса, ни лая собаки, ни крика птицы, хотя путники стояли, казалось, среди большого поселения, сейчас будто вымершего.
— Пойду в сторожку, — сказал Досифей спутникам. — У них тут в сторожах мирянин Игнат, который часы уставляет, печи топит, по кельям ходит. Он и старцу о нас скажет.
Досифей зашел в избушку, стоявшую рядом с церковкой и вскоре показался оттуда вместе с мужичком невысокого роста в крашенинном кафтане, серых портах и в лыковых лапотках. Подойдя к Дионисию и Феодосию, Игнат снял колпак и молча поклонился.
— Игнат нам церковь отворит, а сам к старцу сходит, — сказал Досифей. — А мы Господу помолимся после дальней дороги.
Игнат поднялся по ступеням к дверям церкви, отворил их, опять молча поклонился и неторопко пошел к дальней келье скита…
…После краткой молитвы в церкви Дионисий с Феодосием и Досифеем сидели на завалинке у сторожки, когда появился Игнат.
— Отец Нил зовет вас, — сказал Игнат, — но сперва велел накормить, напоить, а потом и к нему проводи ть.
Путники поднялись в крыльцо к рукомойнику-утице, висевшему под перекладиной. Игнат скрылся за дверью и тут же вернулся с рушником-платом…
… После трапезы все пошли по тропке от сторожки и еще издали увидели у дальней кельи старца с белой бородой и в черном монашеском одеянии. Отец Нил сам вышел встречать пришедших к нему путников.
Дионисий первым приблизился к старцу под благословение.
— Что привело тебя к нам, брат Дионисий? — тихо спросил старец.
— Побывать у тебя, отче, давно хотел. Поговорить надобно… А со мной сын мой
Нил благословил спутников Дионисия.
— Место сие маловходно для мирских людей. Хорошо ли дошли к нам?
— Спаси Господи, отче. Досифей своими тропками довел быстро.
— Тогда надо бы вам отдохнуть с дороги.
— Нет, отче. Мы сегодня же и назад уйдем. Игумен Ферапонтовской обители Иоасаф благословил меня сходить к тебе, отче, за учительным словом.
— Нешто он сам таким словом не владеет? Да и ты давно слывешь человеком многомудрым. А что я? Достоин ли давать учительное слово? Ведь и вы, и вся моя братия — единомысленные мне, а учитель у нас один — Господь наш Иисус Христос.
— Все так, отче, — согласился Дионисий. — Только оказавшись по воле Божьей в сих благословенных местах, счел я нужным для себя поговорить с тобой и душу свою успокоить.
— Ну, коли так, проходи в келейку, — сказал Нил и первым шагнул за порог своей избушки.
Дионисий, следуя за ним, дал знак рукой Феодосию с Досифеем, чтобы те не входили и ждали его тут…
… Келья старца Нила показалась Дионисию на удивление просторной и внутри была похожа на храм. Напротив входа у стены стоял небольшой иконостас, перед которым горела лампада. Иконы были простые, без украшений узкие оконца выходили на две стороны кельи. В углу слева стоял простой же, ничем не покрытый стол, на котором лежали книги, стопа чистых листов бумаги, глиняная чернильница и глиняная же перница с белыми гусиными перьями.
Перед иконостасом — аналой с раскрытым на нем Евангелием. Подойдя к аналою, Нил стал молиться. Дионисий помолился тоже. Затем старец сел у оконца на лавку и пригласил гостя.
— Садись, брат Дионисий, — сказал он. — Стало быть, ты ныне в Ферапонтовской обители у Иоасафа — игумена?
— Так, отче. Позвал он меня расписывать новый храм Рождества Богородицы.
— О новом храме слышал… Ну, что же, дело сие богоугодное, а ты в сем деле искусен, как никто другой на Руси ныне. И иконы твои и стенная роспись твоя мне ведомы и похвалы достойны.
— Не скрою, отче, душе моей лестны слова твои.
— Говорю о том, что сам видел… Но что же тогда терзает душу твою? О чем говорить хочешь?
— Слышал я, что ты, отче, не жалуешь убранства в храмах и росписи.
— Нет, Дионисий, — не согласился старец. — Много я на своем веку видел храмов в землях православных. Многочудна роспись и убранство собора святой Софии в Царьграде, храмов киевских, новгородских, московских и иных на Руси Святой. Все они знатно украшены и я, молясь на них Господу, радуюсь вместе со всеми… а вот здесь, в своем скиту я запрещаю всякие убранства. Тут в безмолвии живет со мной моя братия, и мирских людей нет. Иноческое же наше житье — в умной молитве Богу, в спасении души через молитву Господу. Потому украшения в нашей церкви и в наших келейках — все сие лишнее.