Откровения знаменитостей
Шрифт:
Историй, приключившихся со Штейнбергом, хватит не на один роман. Свою старшую внебрачную дочь Галину он удочерил. Она юрист. Генрих был трижды женат. И все по любви. Первая жена, художница Татьяна, месяца три или четыре провела на Камчатке. И этого было достаточно! Одна радость — рождение сына. Первенец Александр с фамилией матери, Сергеев, стал компьютерщиком, работает теперь в Москве.
Вторая жена Людмила, учительница истории и английского языка, — совершенно замечательная женщина. Их сын Миша родился на Камчатке. Он геофизик, окончил университет, затем прошел конкурс и полтора года учился в США. Мог остаться там, но вернулся и продолжил дело отца-вулканолога. Дочке
Третья жена — Марина, театровед, работает в крупной газете, вечерами занята театром.
— Наш сын, четырехлетний Игнат, — общий любимец. Все мои дети от него в восторге. Мы с Мариной развелись, Игната ко мне привозит его няня, и он неделями живет у меня. Марина вновь вышла замуж…
— Четвертый раз собираетесь жениться?
— Нет. Я в хороших отношениях со всеми женами и детьми. Одно я понял: детей не надо учить жить. Они живут в мире других ценностей. Но одно стоит им внушить: измены и предательства не надо воспринимать как мировую трагедию. Это, к сожалению, норма жизни, такая же печальная, как неизбежная смерть родителей. Так было, и так будет.
Вулканы тоже живут и умирают. К ним отношусь как к женщинам — строго и уважительно. Нельзя себе внушать, что завтра все будет так же хорошо, как вчера. Нельзя допускать небрежность ни на вулканах, ни с любимыми. Ко всему следует относиться с ответственностью и во всем быть точным. Ведь несчастье случается не в самых опасных местах, а тогда и там, где становишься небрежным или самоуверенным. Как на работе, так и в личной жизни: отложишь позвонить и все объяснить, допустишь небрежность — и потерпишь крах. А его можно было избежать.
11 марта 2005 г .
Северный сфинкс
Алексей Рыбников: «Если есть цель, если гонит азарт, то все вынесешь»
С молодых лет на него повесили клеймо авангардиста. А он упрямо шел своим путем и создавал шедевры в жанре симфорока. За выдающиеся успехи в искусстве Алексей Рыбников увенчан лауреатством «Триумфа» и Государственной премией. Невероятно: композитор написал музыку к 130 фильмам замечательных режиссеров. Среди них — «Остров сокровищ», «Приключения Буратино», «Вам и не снилось», «Тот самый Мюнхгаузен», «Андерсен», «Жизнь без любви», «Дети бездны», «Дело о мертвых душах». Шумный успех имела рок-опера «Звезда и смерть Хоакина Мурьеты» и опера-мистерия «Юнона и Авось». Они принесли ему всемирную известность. И независимую премию за высшие достижения в искусстве «Триумф».
Ученик Арама Хачатуряна еще в консерватории написал концертное каприччио «Скоморох», коснулся трагической судьбы шута, всю жизнь развлекающего толпу и погибающего в предсмертных муках. Отважный человек, он дерзнул в опере-мистерии «Литургия оглашенных» вступить на дантовский путь — показать картины рая и ада, чтоб мы осознали: наш мир сорвался в беспредел. В «Юноне» заставил поверить в непобедимость любви.
— Алексей Львович, на торжестве чествования лауреатов «Триумфа» в Музее изобразительных искусств прозвучала ваша сюита «Северный сфинкс» в исполнении ансамбля солистов Государственного академического симфонического оркестра имени Евгения Светланова. По музыкальному строю, по настроению — это глубоко русское произведение. Кем вдохновлялись? Чей образ не оставлял вас в покое?
— Вообще-то вначале был кинопроект. Я посмотрел материал,
— Когда слушаешь эту музыку, ощущаешь: в ней словно растворена любовь. Притягательна погруженность композитора в русский сюжет.
— Да, меня очень волнует эпоха начала XIX века. Меня поразило, что в России той поры не так много было музыки, в то время как в Европе наблюдалось подлинное кипение музыкальной жизни.
— Особенно непривычно после скрипки, рояля, виолончели слышать в симфоническом оркестре солирующую гитару.
— В эпоху Александра Первого она была особенно любима в домашнем музицировании. Для гитары и написан романс в духе Гурилёва и Варламова, которых я очень люблю.
— Вашу музыку восторженно оценил Карден. Он проявлял какие-то знаки особого почтения к композитору Рыбникову?
— (Смеется.) В имеете в виду финансовую поддержку?
— Именно!
— Нет-нет! Зато Карден подарил мне в 83-м году музыкальный инструмент — синтезатор, он до сих пор у меня работает. А в этом году свой день рождения я отмечал вместе с Карденом в его замке — поместье маркиза де Сада. Обсуждали новые проекты.
Французские зрители были захвачены оперой «Юнона и Авось» в театре «Эспас Карден». Марк Захаров в книге «Театр без вранья» воскликнул: «В сцене прощания Резанова и Кончиты, случалось, некоторые земляки наши, потерявшие свою родину, рыдали навзрыд… возникал акт совместного театрального экстаза».
— Вас поразила такая эмоциональная экспрессия парижан?
— Если со сцены идет живая эмоция, мощная энергия, это захватывает зрителя во всех странах. Ко мне там подходили люди со своими эмоциями, восторженно делились впечатлениями.
— В недавно исполненной Шестой симфонии вас увлекла схватка Света и Тьмы. Вы вдохновлялись какими-то сегодняшними столкновениями или трактуете Тьму философски — она извечна и была всегда?
— Об этом достаточно сложно говорить. Хотелось вернуться к истокам. Как же Тьма пришла в этот мир? Изначально был Свет. Бог сотворил мир светлым. Рожденные радовались: как же все хорошо и солнечно. И в какой-то миг возникло противостояние: появились зависть, ревность, предательство. В музыке это можно выразить одновременно и эмоционально, и по-философски абстрактно. Ей не нужна конкретная программа. Музыка может показать все в абсолюте: вот свет, вот терзание, вот сомнение, вот восстание, вот бунт. А вот оплакивание ангелов, которые погибли за братьев. Вот великая битва Света и Тьмы.
— В эти понятия-звучания вы не вкладываете никакого сюжета?
— Совершенно верно. Есть много симфоний, у которых нет никаких программ: у Моцарта, у Брамса, у Бетховена, у Чайковского.
— Кто слушал вашу Шестую симфонию, отметили ее безусловное достоинство — мелодизм.
— Яркий мелодический образ, мне кажется, — это то, без чего музыка не может существовать. Это мое старомодное, а может быть, и новомодное, признание. Хотя довольно долго существовала и музыка без мелодий. Как она будет существовать сейчас вновь без мелодий, я не знаю.