Открытая дверь
Шрифт:
Выйдя на улицу, Хусейн прежде всего подумал о Лейле. Он должен сейчас же увидеть ее. Только тогда он сможет решить, что делать.
Хусейн столкнулся с Лейлой в кабине лифта. Впервые девушка видела его таким усталым и растерянным.
— Меня направляют на учебу в Германию… На три года…
Лицо Лейлы омрачилось. Только теперь она поняла, какое одиночество ее ждет.
Хусейн знал: несмотря ни на что, он нужен ей, нужен так же, как она ему. Он сжал руку девушки. Лейла опомнилась. И выдернула руку.
— Махмуд у себя наверху, — холодно произнесла она и открыла
— Подождите! — крикнул ей вслед Хусейн.
Лейлу поразила внезапная перемена в его голосе. Нотки страдания исчезли. Напряженное выражение лица смягчилось.
— Останьтесь, мне надо поговорить с вами, — твердо сказал Хусейн.
Непонятный страх охватил Лейлу, словно он должен был сказать что-то такое, что лишит ее спокойствия, отнимет уверенность… Уверенность в том, что никто уже не сможет причинить ей страдания.
Убежать… Но куда, на улицу? Он последует за ней… К себе в комнату — там она сможет запереться! Чтобы выиграть время, Лейла спросила, не глядя на него:
— Где?
— Наверху или на улице, — просто ответил юноша.
— Это невозможно, невозможно! — крикнула Лейла и бросилась бежать вверх по лестнице. Хусейн догнал ее, взял за плечи.
— Только два слова, Лейла! Только два слова!
Он заметил, как исказилось ее лицо, и сердце его заныло.
— Не надо бояться, Лейла… Я хочу, чтобы вы верили мне…
Высоким, срывающимся на плач голосом Лейла закричала:
— Оставьте меня, Хусейн, оставьте меня, оставьте!
Хусейн спросил негромко и очень спокойно:
— Как же мне оставить вас? Ведь я вас люблю!
Лейла вырвалась и бросилась к дверям своей квартиры. Хусейн поймал ее руку раньше, чем она успела дотянуться до звонка.
— Я люблю вас, Лейла…
Девушка втянула голову в плечи, словно ее ударили.
Хусейн отпустил ее руку и упавшим голосом спросил:
— Вы связаны словом с Ассамом?
Он тут же пожалел о своем вопросе. Лейла стояла перед ним беспомощная, как раненый зверек, истекающий кровью. Она схватилась за ручку двери, словно боялась упасть.
Хусейн прикоснулся к ее плечу. Ему неудержимо хотелось приласкать ее, утешить. Лейла резко выпрямилась и отвела его руку. Она смотрела на него с таким нескрываемым отвращением, что Хусейн отступил и прижался к стене.
— Я ни с кем не связана и не буду связана, — тихо и раздельно произнесла она.
— Знаете, что вам нужно? — сказал Хусейн. — Вам нужна хорошая встряска. Вы сами виноваты в том, что произошло, — надо уметь разбираться в людях! Пора наконец понять, что жизнь еще не кончилась…
Лейла застучала кулаком по двери. Хусейн пожал плечами и протянул руку к кнопке звонка.
— К сожалению, я уезжаю и не смогу привести вас в чувство.
Спускаясь по лестнице, Хусейн знал, что вопрос о командировке решен им окончательно.
Хусейн стал готовиться к отъезду, оформлял документы, покупал нужные книги. За это время он очень сблизился со своей сестрой, рассказал ей о Лейле. Самиха поняла, что брат тяжело переживает предстоящую разлуку с Лейлой, хотя и не признается себе в этом.
— А ты зайдешь попрощаться с Лейлой?
Хусейн покачал головой.
— Она не хочет этого, не могу же я заставить ее…
— А знаешь, Хусейн, — сказала Самиха, — сердце мое чует — ты ее судьба. Она будет твоей, когда ты вернешься из Германии.
Хусейн рассмеялся:
— Вы пророчите мне счастье, ханым?
Но слова сестры, такие наивные и бесхитростные, взволновали его, они отвечали затаенным мыслям и слепой вере, которая не давала ему падать духом.
И все-таки последний визит к Сулейману-эфенди расстроил его. Лейлу Хусейн застал в гостиной. Вокруг были разложены сумки, саквояжи, чемоданы. Семья собиралась уезжать в Раас аль-Барр.
Хусейн поздоровался с матерью Махмуда, потом повернулся к Лейле. Она поспешно отвела взгляд и с виноватой улыбкой проговорила:
— До свидания, — затем обратилась к матери: — Мама, мы забыли взять шерстяную кофту. — И направилась к выходу.
Хусейн смотрел ей в спину. Лейла, почувствовав его взгляд, обернулась и, словно оправдываясь, произнесла:
— Холодно уже стало вечерами… Холодно и темно.
Она сказала это взволнованно. Голос дрогнул, и в уголках век блеснули слезы.
Глава 12
После отъезда Лейлы прошло две недели, а Хусейн никак не мог забыть ее последние слова и застывшие в глазах слезы. Чем меньше оставалось времени до его отъезда в Германию, тем больше мучила Хусейна мысль, что он покидает Лейлу в самое трудное для нее время.
Наконец он решил поехать в Раас аль-Барр.
Хусейн сел у окна вагона и откинулся на спинку сиденья. Он чувствовал себя так, словно вышел победителем из тяжелой борьбы.
Раньше ему казалось, что он сможет помочь Лейле, только если она полюбит его или выйдет за него замуж. Но ведь он может быть ей и просто другом! Нужно сделать все, чтобы спасти эту девушку. Иначе ее печальные, влажные от слез глаза будут постоянно преследовать его, взывать к нему, даже если он сбежит, уедет за тысячи миль…
«Тысячи миль… Тысячи миль…» — отстукивали колеса, будто отзываясь на его мысли, Хусейн открыл окно. Мимо бежали поля, деревни, сакии [11] — все как в детстве. Ведь он тоже вырос в деревне, среди вот таких же крестьян.
Как бы ему хотелось побыть здесь подольше, побродить среди зеленых полей, подставляя лицо ветру, вдыхать запахи земли, пожимать огрубевшие, крепкие руки этих честных людей!
Поезд мчался дальше и дальше, и колеса продолжали мерно отстукивать: «Тысячи, тысячи, тысячи…» Да, он уедет за тысячи миль от родины… На Запад… И будет там один… Жить, работать и даже отдыхать будет один. Он будет тосковать по родине день и ночь. О, если бы Лейла была с ним! Если бы она была там с ним!
11
Сакия — оросительное колесо.