Открытие Индии (сборник) [СИ]

Сивинских Александр Васильевич

Между прочим, по поводу Тинки Виталик был с ним согласен. О’кей тёлка, покувыркаться с голодухи – самое то. Честно говоря, всего месяц назад эта коренастая широколицая брюнетка с четвёртого курса иняза (откровенно блудливые глазки, ярко-алая помада, пудовый бюст, хриплый смех, а имя? Тина! – ага, болотная) вызывала в нём единственно лишь недоумение. За каким чёртом такие вульгарные герлы вообще существуют на свете? Кому они как женщины могут быть интересны? Какому-нибудь неразборчивому Васе-алкоголику? Ну так и валила бы себе на камвольный комбинат, а не в универ.

Известно однако, что длительная аскеза способна сделать здорового

молодого мужчину менее разборчивым в отношении дамского пола. И ведь сделала! Тина казалась сейчас Виталику едва ли не Афродитой – пусть даже не прекрасной Уранией, а Пандемос, Афродитой простонародной. Всё потому, что студенческий строительный отряд предполагает следующий порядок существования бойцов: ударный двенадцатичасовой труд без выходных, простая, но калорийная пища в достатке – и суровое воздержание в остальном. Не для всех, конечно. Например, Тинкин благоуханный цветник с самого начала «целины» окучивает комиссар «Факела». Потаённые уголки её напарницы Аллочки, рыжей веснушчатой дылды, похожей на надломленную высохшую палку, исследует командир. Ну а в распоряжении прочих остаются, стало быть, здешние фемины… Самой юной и смазливой из которых порядком за тридцать; но беда не в возрасте, а в том, что с головой бабонька не дружит совершенно. Деревенская дурочка в классическом смысле – и вдобавок сопля под носом висит постоянно. Тоска!

Вот и получается, что от погибельного сперматоксикоза спасает студентов одна лишь неустанная работа. На грани приобретения пупочной грыжи, ага. Правда, ребята, отслужившие в армии, поговаривали, что не только целинный труд удерживает кое-какие желания в узде, но также добавки в кисель соединений брома. Однако Виталик-то понимал, что это так, байки для крестьянских детей. Кстати, ни усталость, ни мифический бром на него уже не действовали. Ему хотелось предаться чувственной любви. С Тиной.

– Школа, говорю, эта, – махнул рукой Николай, прерывая сладострастные мысли Виталика. – Поганей жильё-то трудно было подобрать.

В этом он был прав на все сто. Дрянь хибара. Трудно представить, что в ней когда-то учились поселковые дети. Сырость, щели, комары. Раскладушки продавленные. В окнах вместо стёкол – парниковая плёнка. Сортир на пять дырок с роем наглых мух. Каждая, взлетая из вонючей тьмы, где отложила яички, норовит шлёпнуться об задницу, если присел покряхтеть, или того хуже, сесть на фэйс, если встал пожурчать. И на эту вот походную роскошь – двадцать рыл молодых мужиков, характер которых чем дальше, тем все больше портится.

– Да фигня война! – сказал жизнерадостно Виталик. – Ещё пяток недель перекантоваться, а там – ариведерчи, ромалы! За тыщу рублёусов можно и потерпеть.

– Как смотреть, – сказал косой, тягая из пачки Виталика следующую сигаретку. – Может и боком выйти твоя тысяча. – Он сунул изувеченный подагрой палец за ворот рубашки и почесал ключицу. – Там, понимаешь, нечисто.

– Ну?! – оживился Виталик, – неужели привидения водятся?

– Хуже.

– Значит, древнее зло, – Виталик сделал «большие глаза», – спящее под порогом!

Он как раз недавно одолел Лавкрафта и всё ещё пребывал под впечатлением от мрачных образов великого затворника. Книжку (потрепанное американское издание, разумеется, на английском) притаранил отец. Откуда – Виталик не спрашивал. И так понятно. Не первое подобное поступление в домашнюю библиотеку. Отец был чекистом и специализировался на всяческой «диссиде».

– Зря

смеёшься, – убеждённо сказал Николай. – Я серьёзно. Сегодня как раз тридцатая годовщина одной хреноватой истории, что в школе-то случилась. На вашем месте я хотя бы двери в подпол забил, что ли. – Он помолчал и предложил: – Короче, если хочешь ночь спокойно провести и до утра дожить, не седея, пошли ко мне, переночуешь.

Виталик отрицательно мотнул головой. Во-первых, за нарушение дисциплины молодому бойцу стройотряда, каким он пока что является, вылететь из лучшего факультетского ССО проще простого. И тогда вместо как минимум штуки рваных – шиш без масла. Да вдобавок «телега» в деканат плюс «телега» в комитет комсомола. Во-вторых же… во-вторых, его вдруг пронял небывалый азарт. Даже спать расхотелось. «Нарочно в подвал слажу», – решил он.

– Зря, – повторил косой. – Ну, тогда покойной ночи, что ли. Я ещё сигареточку стрельну, ладно? Или две. Во, спасибо.

– Да курите на здоровье, – великодушно сказал Виталик, отдавая всю пачку. – Гуд найт, анкл Ник!

* * *

Умотавшиеся за день бойцы «Факела» храпели и дудели на разные лады, точно воинский духовой оркестр на репетиции. А духман от них подымался… у-ух! Ошеломительный. Казарменный энд конюшенный. Виталик вытащил из рюкзака фонарик (как предчувствовал дома, что может пригодиться!) и поспешно выскочил из спальни. Опасливо заглянул сквозь щёлочку в штабную комнату. Стоящие там нормальные человеческие кровати с матрасами и бельём – командирская и комиссарская, – конечно же, пустовали. Понятно, почему. Тина-то с Аллочкой живут не здесь, а в аккуратной избёнке, что через улицу наискосок. По шутливому заявлению руководства, от греха подальше. Только выходило-то как раз наоборот!

Виталик завистливо вздохнул. Хорошо «старикам»! Работают не в пример меньше, с девчонками безобразничают. А домой с «целины», случается, на «Жигах» приезжают. Такая вот кособокая социальная справедливость.

«И это – в преддверии двадцать второй Московской Олимпиады», – всплыла в уме дебильная фраза, обожаемая отрядным комисом Сёмой Кармацким.

– Урод! – пробормотал Виталик. – Килл комми фор момми!

* * *

…Видать, Николай не одного меня байками потчевал, подумал Виталик, топчась перед подвальной дверью. Дверь была заколочена накрест досками. Крест был не косой, а прямой – сверху вниз и справа налево. Типа католического. От вампиров и чертей, ясное дело. Виталик мимоходом пожалел, что не расспросил старика о том, что за «нехорошая история» случилась в подвале, и попробовал подёргать доски. Верхняя оторвалась запросто. Вторая сопротивлялась дольше, но и она, мстительно занозив напоследок ладонь, лопнула. Точно посредине. Выворотить половинки труда не составило. Петлю с навесным замком даже дёргать не пришлось, выпала из косяка сама – древесина вокруг неё иструхлявела в хлам.

Виталик, преувеличенно бодро похохатывая, распахнул тяжелую створку.

Сначала были кирпичные ступеньки меж известняковых стен, затем – уходящий под уклон земляной пол. По ширине и высоте коридор превосходил двери очень немногим, и Виталик едва ли не впервые в жизни порадовался собственному невысокому росту. Потом коридор закончился, и открылось просторное помещение, выложенное из того же известняка. Абсолютно пустое, со сводчатым низким потолком и отлично утрамбованным шлаковым полом.