Открытие Норильска

Урванцев Николай Николаевич

Проводив уезжающих с последним пароходом, стали ждать санного пути, чтобы вернуться в Норильск и начать там зимние работы. Дел предстоит немало. Надо проконопатить дома, установить там печное отопление камельками, сделать завалинки и вообще привести все строения в жилой зимний вид. Штольни будем продолжать, уголь добывать и вывозить на площадку к домам. Отопляться будем углем. Дрова пойдут только в русскую печь для печения хлеба. Для конопатки Левкович разыскал в Дудинке куски старых пеньковых канатов. Их будем распускать, трепать и получим хороший материал для отепления стен.

В начале октября выпал снег, установилась хорошая санная дорога, и мы без промедления отправились в Норильск, куда попали уже на другой день. Из работ во время зимовки меня больше всего интересовало исследование нашего района, его география. Никаких сколько-нибудь надежных карт для него в то время не существовало. Имелась

только карта азиатской России, изданная в 1911 г. Российским генеральным штабом, очень мелкого масштаба: 100 верст в дюйме, т. е. 42 км в 1 см в метрической системе. Все, что было показано на этой карте в отношении района Норильска, совершенно не соответствовало тому, что нам приходилось видеть самим и слышать от местных жителей. Река Норильская в 12 км от нас к северу гораздо больше, чем это показано на карте. У нее громадная долина шириной более 40 км. На карте ее совсем нет, так же как и притока Норильска - р. Рыбной, которая, говорят, вытекает из какого-то оз. Кета. По своим размерам и ширине ее долина не уступает Норильской. На карте показана цепь озер: Пясино, Быстровское, Давыдово, Матушкино, соединенные между собою протоками. Из них в действительности есть только оз. Пясино, из которого вытекает р. Пясина. Остальных нет. Вместо них, по рассказам, есть озера: Мелкое, Лама, Глубокое (Омук) и Кета, по размерам много больше, чем те, что есть на карте. По рассказам, они лежат глубоко в горах, и, чтобы их пройти, надо сделать 5-б аргишей, т. е. километров 100. Мой маршрут летом 1920 г. позволил установить, что горы Караелах к северу от нас, на противоположной стороне р. Норильской, не хребет, как показано на карте, а обширное плоскогорье, которое простирается, видимо, на многие десятки километров. Такими же столовыми, вероятно, будут и горы к востоку от нашей зимовки. Их массивные очертания хорошо видны от нас, особенно в ясную морозную погоду, когда воздух особенно чист. Стена их горного склона местами прерывается глубокими впадинами, по всей видимости долинами, где и должны лежать те озера, о которых нам рассказывают.

Исследование района решил вести по частям. Западную часть с р. Норильской и оз. Пясино снимем в начале зимы, в ноябре, а восточную с Норильскими озерами в конце зимы, в феврале-марте. Съемку и промеры р. Пясины проведем летом, для чего на исток из озера зимою завезем из Дудинки рыбачью лодку и на ней спустимся вниз до устья, откуда уйдем морем в Диксон, где есть полярная станция. Съемку будем вести вместе с Базановым, а я, кроме того, и геологические наблюдения.

Наша работа по необходимости будет маршрутной, где пройденные расстояния измеряются скоростью хода оленей. Достаточно достоверными такие маршрутные съемки становятся, если периодически будут опираться на точно определенные пункты. Ими у пас станут астрономические определения в устьях речек и других географически приметных местах примерно через 50- 75 км маршрута. Для наблюдений у меня имелся универсальный теодолит тридцатисекундной точности и несколько хронометров, полученных от Географического общества. Они позволят определять положение опорных пунктов на местности с точностью до 160- 480 м. Для карты масштаба 10 км = 1 см (1:1 000 000), которую мы собираемся составлять, это представит погрешность размером укола иглы циркуля.

Вести съемки зимой на севере в мороз и ветер дело нелегкое. Чтобы облегчить эту работу, сделали специальные рамочные планшеты с вмонтированными в них буссолью, часами и тетрадью для записей и зарисовок. Тетрадь вкладывалась внутрь рамки так, чтобы она не трепалась от ветра и легко вынималась для смены страницы. Карандаш и резинка крепились на шнурках и вкладывались в футлярчики на планшете. Весь планшет прятался в парусиновый чехол, который висел на шее. Хронометры хранили в двойных водяных термосах, обшитых снаружи и внутри оленьими шкурами, а теодолит вместо костяного масла смазан от мороза керосином. Работали мы в полушубках с подшитыми к рукавам меховыми рукавицами, прорезанными у ладоней, куда можно было высунуть пальцы для записей. В сильные морозы поверх полушубков надевали сокуи - меховые балахоны с капюшонами, но в них было тяжело работать, и мы предпочитали их не надевать. Все эти кажущиеся мелочи значительно облегчали нам работу и делали съемку более подробной и точной.

В начале ноября пришли олени, и мы с Базановым выехали на р. Рыбную, к Часовне, где будет формироваться караван. С нами пойдут пастухи Михаил и Афанасий Манто и долганин К. Лаптуков. Мы себе для ночевки берем нартяной чум. Это обычная, только большого размера, нарта, на которую поставлен легкий, из планок, прямоугольный каркас, обтянутый чехлом из выделанных оленьих шкур. Сверху от сырости надевается еще чехол из парусины, а внутри все обтягивается ситцем непременно яркой

расцветки. Размер чума 3- 3,5 м длины, 1,7- 2,0 м ширины и 4,6- 4,7 м высоты. Внутри, в передней части, ставятся небольшая железная печка, в задней - разборные нары для спанья. Можно поставить столик, сделать одно -два окошечка. Везут такой чум б оленей. Нартяной чум меньшей величины без печки размером 2- 2,5 м длиной и 4,0- 4,2 м шириной зовется «болок». Его везут 4 оленя. Он употребляется для тяжелых дорог, где чум не пройдет.

Пока шли сборы аргиша, я определил у Часовни астропункт и решил съездить на легких санках с Костей Лаптуковым на Орон. Так зовется какой-то порог вверх по р. Рыбной.

До Орона было недалеко, всего один зимний переход - аргиш, километров 25, и мы рассчитывали попасть туда довольно быстро. Там стоит несколько чумов долган, промышляющих рыбу. Долина р. Рыбной, оказывается, еще шире Норильской, такая же бугристая, с грядами, сопками, болотами и озерами между ними. Все теперь, конечно, замерзло, и мы решили ехать напрямик, не придерживаясь реки, Костя впереди, я сзади, учусь управляться с оленями. Погода стояла пасмурная, пошел снег, спустился туман. Едем долго, а Орона все нет. По-видимому, мы его проехали стороной. Костя решил сделать большой круг с расчетом, что олени попадут на ветер от становища и сами повернут к нему. Такой прием в тундре, особенно в пургу, применяется часто. Начали кружить, и верно - в одном месте олени забеспокоились, потянули, мы их пустили свободно и скоро достигли стоянки чумов у Орона.

Порог возник в месте пересечения рекой свиты крепких коралловых известняков, образующих два трехметровых уступа, с которых низвергается поток метров 10 шириной. Под порогом большое озеровидное расширение, где по краям образовалось «улово» - обратное, довольно тихое течение. В нем-то и промышляют рыбу. Сейчас улово замерзло, и только посредине подпорожья бежит довольно быстрая талая струя от водопада. В улове подо льдом ставными сетями промышляют нельму, чира, муксуна. За зиму на сеть добывают до 2000 штук. Переночевав в чуме, на другой день вернулись в Часовню, где Базанов уже заснял р. Рыбную до устья. Глубин меньше 2- 3 м нигде не оказалось.

Теперь отправляемся на съемку. Мы с Базановым едем по обоим берегам порознь, зарисовываем, пишем. Караван идет посередине. По временам долбим лунки, мерим глубины. Они везде хорошие - более 2 м. На второй день достигли устья. Здесь стоянка и определение астропункта при устье р. Еловой. На пункте поставили четырехногую пирамиду и столб с железным листом, где указаны номер Пункта, дата и название экспедиции. Озеро при устье оказалось мелким, во многих местах лед лежит прямо на дне, торчат камни, Но фарватер от реки есть, его Ширина метров 200-250, а глубина 1,5-2,0.

Отсюда выезжаем уже из Норильской Горной долины в тундру на озеро. Ширина его большая, поэтому пойдем всем аргишом сначала по западной стороне, потом, обогнув, вернемся по Восточной. Озеро и тут мелководно, поэтому самое важное для нас - найти фарватер, проследить его и промерить. Оказывается, сейчас, зимою, по низкой воде глубокие Места на озере выделяются ямами от просадки льда, а фарватер - желобом, отчетливо видным на поверхности льда, лежащего на дне мелководья. Это явление подметил еще Харитон Лаптев, который в отчете о поездке из Дудинки к Пясинскому побережью писал: «А река Пясина вышла из озера Пясинского. Озеро это мелкое, но токмо серединою идет глубокая вода от реки Норильской в него впадающей». Поэтому я свое внимание сосредоточил на поисках фарватера, его съемке и промерах, для чего с Костей Лаптуковым ездим на санках по желобу, долбим лунки, измеряем ширину и глубину; Базанов же снимает береговые очертания озера.

По вечерам на стоянках у нас в чуме комфорт. Стоит стол, на нем керосиновая лампа, есть две табуретки. Когда топится печь, можно сидеть даже в рубашке. Но на полу вода в ведре, конечно, мерзнет. За столом можно спокойно привести в порядок свои записи, вычертить их и занести на карту.

Питание у нас своеобразное, к нему надо привыкнуть. Хлеб, конечно, не годится: он так промерзает, что от него топор отскакивает. Остаются только сухари и сушки да чай. Обед варить долго, хотя для скорости мы взяли с собой примус. Остается строганина - основной продукт питания северян зимой. Берешь с санки мерзлого чира или нельму килограммов на шесть, сунешь на минутку в печку, чтобы кожа чуть обтаяла, снимаешь ее пластом и начинаешь строгать вдоль острым ножом в стружку. Берешь ее, макаешь в соль, заедаешь сухарями и запиваешь чаем, непременно крепким и черным, как смоль. Вот и обед. После него первое время в желудке появляется ощущение пустоты и холода, как -будто ничего не ел. Однако вскоре оно надолго сменяется чувством большой сытости. Утром после такого завтрака можно спокойно весь день работать, несмотря на большой мороз.