Открытие

Бахтамов Рафаил

– Потому что у следователя нет внутренней уверенности. А почему - это, надеюсь, вы объясните.

– Таирова не признает себя виновной.

– Знаю. Очень печально. Но одного этого мало. Она может честно ошибаться. Так бывает.

– Нет.
– Валерий в нескольких словах объяснил.

– Все равно одного этого недостаточно, - стоял на своем прокурор.

– Но я ей верю, Гасан Махмудович...

Прокурор наконец-то обернулся. Сказал негромко:

– Вот это меняет дело. Вы были у эксперта?

– Был. Он считает, что возможно

только одно - кроме, конечно, ошибки Таировой - неизвестная примесь в нефти. Я давал на анализ из резервуаров. Безуспешно. А мой товарищ... химик... говорит, что это ничего не доказывает, нужно проверить скважины...

Прокурор долго молчал. Устало махнул рукой.

– Погуляйте. Зайдите минут через сорок.

Полдень - самое пекло. Воздух тягучий и липкий.

Не идешь а плывешь в парном молоке. Зачем это ПСР, поехать бы сейчас на море. Пешком до объединения, там на автобус - полчаса и пляж. Нужно "долбить" язык, язык, язык. Хорошо, что Таирова говорит по-русски.

иначе пришлось бы с переводчиком: "Спросите, пожалуйста, она говорит правду..."

В подъезде прохладнее. Кажется, от тяжелых каменных стен тянет ветром. Интересно, что решил прокурор?

Товариш Джафаров просил подождать, - официальным тоном говорит секретарь.

В газете статья известного футбольного обозревателя. "Удивительно, с какой серьезностью пишут обо всем спорте: "Спартак" или "Динамо" - вопрос жизни и смерти.

– Бросайте газету. Едем к консультанту, - прокурор отдохнул, смеется. За кого болеете? Нехорошо. Не блещут? Правильно. Тем более надо болеть за своих.

Откуда у консультанта такой кабинет? Зал. Сдвинутые буквой "Т" столы. Вереница телефонов. Пульт, подсвеченный лампочками, - совсем как на заводе.

Хозяин - смуглый, большеголовый, одет превосходно (серый костюм, серые туфли, стальной галстук) - поднялся им навстречу. Долго жал руку прокурору.

– Это наш товарищ, Крымов.

Вежливо, но без особого интереса.

– Очень рад. Рустамов.

Посторонние могли бы догадаться и уйти. Ничего подобного. Посетителей становится все больше. Рустамов вызывает секретаря и просит никого не пускать:

"юлько по самым спешным", - поколебавшись, добавляет он.

Этих спешных, однако, много. Постоянно кто-то входит, кто-то выходит. Говорить о деле невозможно. Рустамов и прокурор обмениваются обычными вопросами:

работа, семья, дети - в промежутках хозяин кабинета отвечает посетителям. Говорит он не повышая голоса, не приказывает, советует. При всем том ясно: он начальник.

И едва ли не главный в объединении. Ему докладывают о ходе добычи нефти. О бурении. О заводе, который срывает ремонт агрегатов. О нехватке труб. О катере, час назад ушедшем в море.

– Мы по делу.
– пользуясь минутной передышкой говорит прокурор. Валерий Петрович, расскажите.

– Пожалуйста, - подтверждает хозяин и берется за телефонную трубку.

Рассказывать невозможно. Кто-то вошел и стоит - ждет пока он кончит. Начальник кладет трубку и, задумавшись, берет две

другие. Появляется секретарь и чтото ему шепчет. Начальник кивает.

– Продолжайте, - приглашает он. И прокурору:- Конец месяца, с планом не блестяще.

Слова приходят какие-то куцые, бледные. Здесь, в деловитой сутолоке планов, вопросов, дел, его сомнения кажутся игрой фантазии. Девушка, которая говорит правду и очень переживает. Возможно неизвестное явление. Состав нефти меняется, каждая скважина... Он спохватывается. Кому он объясняет, нефтяникам?..

– Да, да, - начальник кивает.
– Постоянства нет даже в пределах одной скважины.

Снова звонит телефон, хлопает дверь. Валерий больше не может, ему душно.

– Так нельзя. Зря осудить человека!
– Голос у него срывается. Это не шутка, понимаете!

– Понимаю, - медленно говорит начальник.
– Это не шутка.

Лицо у него странное, отсутствующее. Рука снимает и кладет назад телефонную трубку. Отчетливо слышен щелчок - в кабинете очень тихо.

– Вы правы, это не шутка, - повторяет начальник.
– Но хорошо, продолжим. Итак, вы допускаете, что взрыв вызван особой причиной: составом нефти или неизвестной примесью. Допустим. А как это обнаружить, вы думали? Ведь нам, собственно, пока не ясно, что искать.

– Можно собрать в лаборатории маленькую установку...

– Воспроизвести условия. А, Иван Христофорович?

– Пожалуй.

– Голько это не моя идея. Евгения Погосяна из института переработки нефти.

– Их идея, у них и соберем. Договоришься, Иван Христофорович?

– Отчего же, можно.

– Кстати, отметь, пожалуйста, еще одно. Пусть выяснят, какие резервуары питают установку, и дальше - чья нефть.

– Ясно.

– Али Ахмедович, дай команду: пусть на промыслах сделают выборку по скважинам, которые вернулись в строй после 17 мая - в сторону. Все полегче. Кто будет обобщать?

– Крымов Валерий Петрович.

– Али Ахмедович, запиши: Крымов В. П. Предупреди на промыслах: материалы, документы, пробы... И вообще пусть помогут. Со временем туго? Ничего, попроси от моего имени.

– Благодарю, - прокурор поднялся.

– Рады стараться, гражданин прокурор, - начальник улыбнулся.

Он прододил их до двери. Выходя, Валерий услышал обрывки разговора.

– Как?
– голос прокурора.

– Сомнительно. За четверть века моей работы не было ничего подобного. Но мы всячески поможем. И главное: воспитываешь правильно.

– Не я. Время.

В машине прокурор сказал, ни к кому не обращаясь

– Товарищ, у которого мы были, вернулся домой в пятьдесят четвертом году. Издалека.

* * *

Солидность - первое, что он ощутил в установке.

Два низких, прочно влепленных в бетон цилиндра, массивные трубы, очкастые лица приборов. Установка занимала немного места, и потому большое темноватое помещение казалось пустым. Как будто здесь заранее приготовились к взрыву.

– Грохнет?
– спросил Валерий.