Открывая новые горизонты. Споры у истоков русского кино. Жизнь и творчество Марка Алданова
Шрифт:
Он расстался с Нью-Йорком не без сожаления, многое полюбил в этом городе. Повторял в письмах: "Доволен во всех отношениях". На благотворительном вечере начал речь такими словами: "Нет такого доброго дела, на которое нельзя здесь собрать пожертвований". Как на человека книжного, на него сильное впечатление произвели библиотеки (Публичная библиотека стала излюбленным местом его работы). В Централ-парке занимался верховой ездой, увлекался этим спортом с юности.
Но - мало путешествовал, редко бывал в кино и театрах, общался преимущественно с компатриотами. Андрей Седых уговаривал его купить загородный дом, Алданов отказался. Как и многие русские интеллигенты-эмигранты, не хотел пускать корней в чужой земле, предпочитал роль гостя. "Я по крови не русский, - признавался он Л.Е. Габриловичу, - но думаю,
Осенью 1946 г. Алданов побывал во Франции, объездил несколько городов, выбирая, где поселиться, остановил свой выбор на Ницце - из этого города в 1940 г. началась его "эмиграция в эмиграции", американская эпопея. Теперь это был малолюдный, почти без курортников, дешевый город, и писатель зарезервировал трехкомнатную квартиру невдалеке от моря. Перебрался туда окончательно в январе 1947 года. Поблизости, в Грассе, жили Бунины.
В Ницце ему предстояло жить до самой смерти, еще десять лет. Много раз, как на свидание со старым другом, отправлялся в Нью-Йорк. Там ждали его и друзья, и важные дела. В Нью-Йорке он активно поддерживал создание архива русской эмиграции, который именуется теперь Бахметевским. В русскоязычном Издательстве имени Чехова вышли в свет три книги Алданова, в "Новом Журнале" были напечатаны еще две, а самую последнюю, роман "Самоубийство", на протяжении полугода ежедневно, из номера в номер, печатала газета "Новое русское слово".
Поблизости от Алданова жил поэт Георгий Иванов, который оставил о Ницце такие строки:
Голубизна чужого моря,
Блаженный вздох земли чужой
Для нас скорей эмблема горя,
Чем символ прелести земной.
У моря Алданов в последние годы своей жизни почти не бывал. Он перенес хирургическую операцию, страдал сильной одышкой. У него была переполненная книгами маленькая трехкомнатная квартира на третьем этаже, в доме, к счастью, был лифт. Он по-прежнему много работал. Очень страдал из-за того, что в связи с закрытием Издательства имени Чехова русскоязычным писателям стало трудно печататься. В ноябре 1956 года в газетах и журналах западных стран появились юбилейные статьи: Алданова поздравляли с 70-летием. Репортер спросил его: как он собирается проводить знаменательный день? Ответом было: "Пойдем с женой в кинематограф".
Алданов словно чувствовал, что жить ему осталось недолго: называл юбилей репетицией панихиды, любопытствовал, что напишут о нем в некрологах. Он умер через три месяца, умер ночью, почти мгновенно, без страданий. "Смерти он, кажется, не боялся, - рассказывает Г. Адамович, - и был убежден, - впрочем, это тоже мне только "кажется", что после нее нет ничего, базаровский лопух на могиле". После его смерти было опубликовано несколько произведений. В романе "Самоубийство", где в ряду персонажей выведен В. И. Ленин, звучала новая для скептика Алданова тема: оправдание бытия в одухотворенной, связывающей людей на долгие годы любви, любовь сильнее смерти.
Татьяна Марковна Алданова пережила своего мужа почти на двенадцать лет и скончалась в Париже 24 ноября 1968 года.
5.
Бунин называл Алданова последним джентльменом русской эмиграции. Их переписка продолжалась более трех десятилетий, об этом мы поговорим специально. Сейчас о том, как жил в эмиграции Алданов, каким запомнился современникам, в частности Ивану Алексеевичу и его жене Вере Николаевне Буниным. Вот несколько характерных отрывков из их переписки на тему этой главы. 7 января 1928 года Алданов сообщает: "Работаю над "Ключом" и над проклятыми статьями". 2 декабря того же года жалуется: "Работа моя двигается плохо. Не могу Вам сказать, как мне надоело писать книги. Ах, отчего я беден, - нет, нет справедливости: очень нас всех судьба обидела, - нельзя так жить, не имея запаса на два месяца жизни". 17 января 1930 года делится с В.Н. Муромцевой-Буниной, что хотел бы написать о Гете: "Но для этого надо поехать в Веймар, все жду денег... Проклятые издатели, проклятая жизнь".
Тема постоянного безденежья врывается в художественную прозу Алданова: в его романе "Начало конца" (1938) один из главных персонажей, писатель, мечтает: "Надо
В жизни, испытывая материальные трудности, Алданов однако всегда находил возможность помогать другим. В 30-е годы в Париже распространенным способом филантропии стал бридж. Состоятельные русские собирались для игры в карты, большая часть выигрыша отчислялась в пользу того или иного остро нуждавшегося литератора. Супруги Алдановы не раз организовывали подобные вечера. Играли в пользу Бунина (до получения им Нобелевской премии), в пользу постоянно бедствовавшего Ходасевича. Т.М. Алданова даже стала печататься в журнальчике "Ревю де бридж".
"Надо ли Вам говорить, что у меня нет ровно ничего и что я не зарабатываю ни гроша?" - признавался он в письме от 13 августа 1940 г. М.А. Осоргину. Автор романа "Сивцев Вражек" Осоргин особенно бедствовал, голодал в крохотном французском городке Шабри. В Ницце Алданов встретил общего знакомого: "Он немедленно и в высшей степени любезно передал мне 800 франков с просьбой переслать Вам (он человек состоятельный). Я не уполномочен сообщить его имя, но если Вы со временем будете в состоянии ему это отдать (разумеется, когда угодно), я Вам его имя сообщу. Надеюсь, что Вы на меня не рассердитесь? В другое время я никогда себе этого не позволил бы без Вашего предварительного согласия, но теперь времена особые". В этих строках раскрывается весь Алданов - русский европеец, человек большой отзывчивости и внутренней культуры, внешне сдержанный, готовый всегда прийти на помощь.
"Второе ремесло" - название статьи Алданова в "Современных записках" о чрезвычайно трудных материальных условиях эмигрантской литературы: читателей ничтожно мало, гонорары мизерны, прозаикам и поэтам порой приходится зарабатывать на хлеб, крутя баранку автомобиля. Алданов и писал на эти темы, и продолжал постоянно заниматься филантропией. Как сообщает Л. Сабанеев, Алданов вступил в масонскую ложу, убежденный, что ее цель "делать добро из-за добра", он видел в современном масонстве организацию, призванную "уменьшать скорбь и нужду в нашем бренном мире".
Алданов принял на себя трудоемкие обязанности члена президиума нью-йоркского Литературного фонда. Фонд собирал пожертвования и распределял материальную помощь среди нуждавшихся деятелей русской культуры в разных странах. Отправлял посылки профессорам в советские университеты, высылал продовольствие писателям и журналистам в освобожденную Францию. Алданову как человеку безупречной репутации доверили составление списка имен получателей. Фонд принял решение не оказывать помощи тем, кто сочувствовал гитлеровцам. В довоенные годы Международный Красный Крест защищал иную позицию: помощь, милосердие должны распространяться на всех жертв конфликта, на чьей бы стороне они ни выступали. Теперь рассудили иначе: уважение к памяти тех, кто был замучен нацистами, требует, чтобы все без исключения коллаборационисты подверглись общественному остракизму. Г.В. Адамович был добрей и безнадежней: "Надо бы устроить торжественное чаепитие и в слезах и лобзаниях забыть общие грехи". Алданов в принципе соглашался с ним: чаепитие "...наверное будет, и я против неизбежного не возражаю. Я только думаю, что не мешало бы немного повременить". И поминает близких друзей, знакомых, погибших в годы войны.
Алданов по этому вопросу вообще придерживался твердой позиции. Дважды в письмах родственникам жены, Полонским, во Францию он в энергичных выражениях заявлял: "Ни с кем из сотрудничавших, наживавшихся и т. д. никогда отношений поддерживать не буду -- именно из уважения к памяти замученных немцами людей" (12 июля 1945 года); "Я принял твердое решение порвать всякие отношения с людьми, сочувствовавшими немцам, активными и неактивными, идейными и продажными" (15 июля 1945 года).
Сразу же по окончании войны поэт Георгий Иванов обратился в нью-йоркский Литературный фонд с просьбой выслать ему продовольственные посылки: его жена И.В. Одоевцева и он страдают от недоедания. Фонд отказал, поскольку в период оккупации Франции Иванов был членом профашистского русского Союза писателей ("сургучевского"). Уведомление об отказе было подписано Алдановьм и Зензиновым.