Открывая новые страницы...(Международные вопросы: события и люди)
Шрифт:
А потом была так называемая «левая оппозиция». Что привело Карла Радека в ее ряды? Революционное нетерпение, желание ускорить победу мировой революции? Действительно, в 1920 году, выступая на IX партконференции, он говорил: «Мы всегда были за революционную войну… Мы принципиально за то, что всякий пролетарий, могущий нести в своих руках оружие, должен помогать международному пролетариату». Но это год двадцатый: война с Польшей, революционный энтузиазм. Уже в 1922 году Радек поддерживает В. И. Ленина, который не согласился с Бухариным, предлагавшим внести в программные документы Коминтерна положение о том, что «каждое пролетарское государство имеет право на красную интервенцию». В то время Радек вполне принимал внутриполитическую линию новой экономической политики. Но его беспокоило все больше и больше другое:
На V конгрессе Коминтерна в 1924 году Радек выступил почти с трехчасовой речью, требуя найти общий язык с социал-демократией Запада.
Что же крамольного было в этом остающемся недоступным широкому читателю выступлении?
«Речь Зиновьева, на мой взгляд, означает ликвидацию решений IV конгресса о тактике единого фронта».
«Если в Коминтерне мы ограничимся только официальной дисциплиной, то мы станем не живым Коминтерном, а только остовом его».
«Мы не должны отказываться от критики, иначе мы были бы заговорщической организацией, которая закулисно обделывает свои делишки за спиной масс».
«Мы заявляем, что будем работать как дисциплинированные товарищи, но в то же время требуем, чтобы была прекращена политика травли и унижения».
Что же ответил Сталин?
«…Наш вывод: нужен смертельный бой с социал-демократией».
К. Б. Радек оказался и в числе авторов известного «Письма 46-ти» в ЦК РКП(б). Видные партийные и государственные деятели — Пятаков, Преображенский, Осинский, Косиор, Сапронов и другие писали:
«Режим, установившийся внутри партии, совершенно нетерпим. Он убивает всякую самодеятельность в партии, подменяя партию подобранным чиновничьим аппаратом, который действует без отказа в нормальное время, но который неизбежно дает осечки в моменты кризисов и который грозит оказаться совершенно несостоятельным перед лицом известных серьезных опасностей».
«Группа 46-ти» не была фракцией и тем более оппозицией. Старые большевики действовали в рамках партдисциплины, требуя широкого обсуждения поставленных ими актуальных проблем момента: расширения в условиях нэпа внутрипартийной демократии, исправления ошибок, приведших к «кризису цен» в 1923 году.
В «Правде» началась дискуссия. Большинство выступавших считали: режим внутрипартийной жизни требует реформ. И 5 декабря 1923 года была единогласно принята резолюция ЦК РКП(б) о расширении демократии в партии. Уникальный случай в нашей истории: в последний, пожалуй, раз после споров руководства с представителями другой позиции принимался документ, удовлетворявший конфликтовавшие стороны, способный объединять для совместной работы. Оставалось выполнить его. Но, приняв резолюцию, большинство Политбюро (Сталин, Зиновьев, Каменев) фактически с первых шагов ее нарушили. Шла острейшая борьба внутри
ЦК партии. В ней сторонники реформ не смогли добиться своего. К сожалению, не было выполнено ленинское «завещание», не были учтены предложения, содержавшиеся в последних статьях Ильича. Усиленно, административными
Мы должны констатировать факт: после смерти Ленина творческая дискуссия довольно быстро перестала быть инструментом выработки политики партии и страны. Для Радека, после XIII съезда не избранного в ЦК и покинувшего руководящую работу в Коминтерне, дабы не отвечать за зиновьевскую линию неприятия единого фронта, наступили трудные времена. Работая ректором университета имени Сунь Ятсена, он выступал против Сталина. Как и для многих, для него вопрос о признании или непризнании «генеральной линии» верной находился в прямой связи с тем, кто возглавляет партию.
Возникает вопрос: являлись ли его предложения альтернативой тому курсу, который дал возможность восторжествовать в конце 20-х годов административной системе во главе со Сталиным, или же оппонент, не принимая личность вождя, мыслил его же категориями? Вопрос о «позиции оппозиции», думаю, составит еще предмет для многих исследований. В различных платформах можно найти и спорные экономические программы, которые при их реализации могли сорвать смычку с деревней из-за применения неэквивалентного обмена в пользу индустриализации, и вполне справедливые предупреждения о нараставших с 1925 года кризисных явлениях. Прогнозировавшийся ими кризис — в форме провала хлебозаготовок — действительно позже взорвал неустойчивое нэповское равновесие. В платформах есть и преувеличение противоречий между поколениями в партии, и дельная критика бюрократизма, назначенчества, подменивших выборность, неприятие гонений на тех, кто имел отличные от официальных (но в рамках социализма, как бы мы сейчас сказали) мнения по актуальным проблемам. Я бы предложил сосредоточиться на этом позитивном моменте: и Каменев, и Лашевич, и Радек, и Сокольников прозорливо указывали на отсутствие демократических механизмов, коллективного руководства.
Старые члены партии были недовольны отступлениями от заветов Ленина. Но твердой позиции у них не было, шел лишь ее настойчивый поиск. Это касается и Радека, о котором в 1929 году Л. Д. Троцкий написал так:
«Радек до 1926 года считал, что иной экономической политики, как сталинско-бухаринской, осуществить нельзя. До 1927 года Радек питал иллюзии насчет возможности совместной работы с Брандлером и его группой. Радек был против выхода китайской компартии из гоминьдана. После всеобщей стачки в Англии Радек был против разрыва Англо-русского комитета…» (то есть по многим дискуссионным вопросам Радек, традиционно считающийся «левым», находился… на стороне Бухарина. — Авт.).
О чем это говорит? Только о том, что старые примитивные ярлыки сегодня неприменимы. Для того чтобы делать выводы, следует, в частности, моделировать возможность реализации тех или иных программ, делать поправку на эволюцию взглядов того или иного деятеля, не принимая происшедшее на «перекрестках истории» как данность, а поверяя перспективы реализации той или иной неосуществленной альтернативы нашим нынешним опытом.
Даже известное, казалось бы, видится сегодня по-иному. Хотелось бы, чтобы кто-то из историков детально изучил, к примеру, ситуацию, когда Н. К. Крупская выступила на стороне явного меньшинства во главе с Зиновьевым и Каменевым во время XIV съезда партии. Л. Б. Каменев тогда сказал во всеуслышание, что он «пришел к убеждению, что тов. Сталин не может выполнять роль объединителя большевистского штаба». Верные слова были произнесены слишком поздно. И все же Н. К. Крупская посмела утверждать, что не всегда большинство бывает право, фактически поставив вопрос о восстановлении демократии в партии. Об этом старались не вспоминать. А зря! Это человек, чей облик десятилетиями оставался однозначно иконописным. А что уж говорить о тех, кто был заклеймен и проклят! С ними уж тем более все непросто.