Отложенное самоубийство
Шрифт:
— В какое время вы вернулись домой?
— Десяти еще не было.
— Вы рассказали матери, что произошло?
— Конечно. Как мог, путаясь и заикаясь, я попытался объяснить ей, что случилось. Не знаю, поняла ли она все правильно. Мама бросилась к «Фольксвагену» и осмотрела детей. Потом отвела меня наверх, в мою спальню. Дала мне снотворное, чтобы я мог уснуть. Да я и без того был так измотан и к тому же пьян, что, едва лег, сразу потерял сознание. Все казалось нереальным. Даже полиция потом не смогла меня разбудить.
— Беа что-нибудь вам сказала, перед тем как вы уснули?
— Мама сказала, что дети умерли, но я не должен ни о чем беспокоиться. «Просто забудь. Ничего этого не
— Ясно. А куда делись тела?
— Я не знаю. Уснул. Детей спрятала мама.
Генриху явно становится хуже. Прибор на столе возле постели начинает пикать громче. Нужно спешить.
— У вас есть предположения о том, где могла ваша мать похоронить Ханса и Гретель? Куда она могла поехать в ту ночь? К кому? Может быть, к какому-нибудь знакомому, родственнику?
— Я не знаю, — все тише шепчет Генрих. — У мамы не было здесь родственников, кроме ее брата Свена.
— В кнайпе которого вы провели последний вечер?
— Да.
Я смотрю на мокрое от слез лицо Генриха. Выходит, что Алоис Кальт не убивал Ханса и Гретель. Беа Кальт тоже не имела к смерти детей Райнеров никакого отношения. Генрих также не причинял вреда ребятишкам. Тогда кто?
— Генрих! Вы слышите меня? Так кто же сидел за рулем «Фольксвагена»? Не тот же человек, что пытался задавить вас в понедельник?
Умирающий из последних сил кивает и еле слышно шепчет имя убийцы. Вот он — момент истины!
— Инспектор криминальной полиции Хеннинг Крюкль.
Глава 17
Хеннинг Крюкль! Не зря этот урод мне никогда не нравился. Вы же знаете. Однако, если кто-то думает, что, узнав имя убийцы, я сломя голову поплетусь в полицию, то он глубоко ошибается. И вот почему. А чем я смогу подтвердить свои обвинения против всеми уважаемого герра криминалькомиссара в отставке? Харун признался, что, стоя у дверей палаты, почти ничего не слышал из того, что шептал мне Генрих Кальт. Диктофон кое-что смог записать, но конец беседы с именем Крюкля оказался ему недоступен. Слишком тихо было произнесено имя. Сам Генрих опять в коме. Борется за жизнь. Выйдет ли он из комы и сможет ли повторить рассказ о смерти Ханса и Гретель, неизвестно. Вот, собственно, и все. Пролетаю я с этим признанием как фанера над Парижем. Хотя это мое субъективное мнение.
Однако и оставлять без последствий слова Генриха я не стал. После визита в клинику позвонил комиссару Улю и попросил его занять у кого-нибудь из коллег парочку сотрудников, чтобы поставить охрану у палаты младшего Кальта. Естественно, Уль захотел узнать, с чем связаны такие меры предосторожности. Я передал ему рассказ Генриха. Уль пришел в ужас от тех фактов, которые открылись. «Страшнее всего то, что люди просто не делают свою работу. На свободе столько убийц, которые так и не предстали перед правосудием, но все цепляются за вымышленные истории», — волновался он. По его мнению, удивительный случай серийного убийцы, которого никогда не было, предъявляет серьезные вопросы ко всей германской правовой системе.
Комиссар соглашается со мной, что против Крюкля у меня ничего нет. Остается продолжить поиски могилы детей и быть самому очень осторожным. «Теперь вы понимаете, почему я предостерегал вас, герр писатель?» Теперь понимаю. Страшное прошлое с квадратным ртом и крючковатым носом тянет ко мне свои хищные лапы. Брр!
Договариваемся с Улем вести себя с Крюклем по-прежнему. Не давать тому повода думать, что нам стала известна правда. Это очень опасная игра. Человек-пингвин готов на все, чтобы заткнуть нам рты. Под ударом находится Генрих, я и Свен Дево. Уль позаботится и о безопасности старого Дево. О своей я должен позаботиться
Напоминаю Улю о его обещании узнать, кому я могу отдать Ламбаду. Оказывается, комиссар выполнил свое обещание. Диктует — я записываю. В Нашем Городке живет двоюродная сестра Генриха Кальта. Дочь Свена Дево — брата Беа. Дочь зовут Дженнифер Дево. Она замужем. Сейчас носит фамилию Шернер. Упс! Это же наша Дженнифер! Федина жена! Вот это да! Теперь я понял, почему девичья фамилия Беа показалась мне знакомой. Федя как-то ее вскользь упоминал в связи с Дженнифер. Кто бы мог подумать! Оказывается, Крюкль не зря говорил, что все в Нашем Городке кем-нибудь друг другу приходятся.
Все это произошло вчера — в хмурую среду. А сегодня хмурый четверг. Пасмурно, но дождя нет. Взял отгул? Двадцать пятое октября — девять дней с даты смерти Наташи в далеком Казахстане. Нужно помянуть. Звоню Феде, отрываю его от работы. Федя обещает, что сам заедет за мной. Поминать будем у него дома. Будут все свои, по-семейному: я с Ламбадой, Катя с котом, Люся с Геной и Федя с Дженнифер и Ванессой. После поминок Ламбаду я оставлю Дженнифер. То-то Ванессе будет радость.
Сижу на кухне — «сегоднякаю». Пустился во все тяжкие. Баварский крестьянский хлеб, курица-гриль, булочки с корицей. Курицу и булочки я, с помощью Харуна, купил вчера после посещения клиники. Завершающий штрих — кофе. Ем — радую желудок. Одно тревожит: как бы лишний вес не набрать. Марина все грозится посадить меня на диету. Мужских диет вообще только три: «Надо меньше жрать», «Надо больше двигаться» и для самых волевых: «Надо меньше жрать и больше двигаться». Я пока не выбрал, какая из трех мне ближе. В общем, нормально питаюсь и заодно размышляю.
Теперь я могу практически точно воссоздать картину случившегося душным вечером тринадцатого июня девяносто первого года. Вот что у меня получается. Сначала Алоис Кальт.
Врач в девять часов утра начинает прием у себя в праксисе. На работу он приехал на черном «Опеле Астра». До пяти он принимает больных и никуда не отлучается. В шесть вечера Алоис Кальт оказывается у Харуна и Наджии. Домой не заезжает. Примерно в девять-полдесятого звонит домой, чтобы предупредить жену о том, что остается до утра у афганцев. Он разговаривает с Беа. Беа дома одна — Генрих уехал в кнайпу к Свену Дево. В шесть часов утра на следующий день Алоис Кальт возвращается домой. Он успевает обменяться с Беа только несколькими словами. Жена сообщает ему, что случилась беда, но она защитит семью. Через несколько минут поддатый инспектор Крюкль с полицией врывается в дом Кальтов и начинает обыск. Беа хочет признаться, что это она задавила Ханса и Гретель, но Алоис Кальт, видя, что следы указывают на его жену, объявляет себя серийным убийцей. Крюкль пытается обвинить Беа, но вынужден арестовать Кальта. Так начинается превращение заурядного семейного доктора в кровожадного «Баварского монстра». С Алоисом Кальтом на этом все. Он сходит с нашей сцены.
Следующий персонаж трагедии — Беа Кальт, урожденная Дево. Беа весь день была дома с сыном. Десять минут седьмого Генрих уезжает на белом «Фольксвагене Гольф», принадлежащем его матери, в кнайпу своего дяди. В девять-полдесятого Беа звонит ее муж от Харуна. Около десяти часов вечера Генрих возвращается домой с двумя мертвыми ребятишками в багажнике машины. Беа дает ему снотворное и укладывает спать. Говорит, что она сама обо всем позаботится. Что делала Беа Кальт с десяти вечера до шести утра, пока неизвестно. Этот промежуток времени является решающим в поиске могил Ханса и Гретель. Единственная моя зацепка — это Свен Дево. Со слов Дженнифер я знаю, что Свен живет в доме престарелых. Необходимо с ним поговорить. Возможно, он знает, что делала той ночью Беа Кальт. С ней пока тоже все.