Отлучение (Из жизни Александра Солженицына - Воспоминания жены)

Решетовская Наталья

Документы для выписки готовы. Саня идет за такси. Радостно возбужденная, я раздаю соседкам по палате конфеты, фрукты, которые мне, приносили сюда в изобилии. Прощаюсь с ними.

На такси втроем проехали совсем немного. Около метро "Октябрьская" Александр Исаевич вышел.

– Если билеты окажутся, возьму все же на завтра, - говорит он.

Едем дальше вдвоем с Вероникой, едем на Чапаевский.

Мама удивлена. Для нее моя выписка совершенно неожиданна. К тому же я вовсе не кашляю. Так быстро выздоровела

от воспаления легких?..

Вскоре позвонил Саня: билеты куплены; просит быть ровно в 8 часов утра в таком-то поезде, таком-то вагоне; хорошо бы, чтоб захватила с собой подлинник брачного свидетельства.

Я на все согласна. Подлинник брачного свидетельства нашего я держала у Нины Викторовны, в своей московской комнате. Значит, надо ехать ночевать туда!

После обеда села за рояль и долго-долго, не отрываясь, играла одну вещь за другой.

Когда я встала, Лилечка, которая умела высидеть за роялем не более 15 минут, сказала:

– Ну и терпение же у вас, тетя Наташа...

Она не угадала. То было не терпение. Уж слишком была переполнена моя душа. Это она хотела выразить себя в музыке.

Силы мои на исходе, но надо ехать.

Хозяйки моей дома не оказалось. Ночевала в пустой квартире...

27 октября, без четверти восемь, я уже на Казанском вокзале. Почтово-товарный ташкентский (опять ташкентский!
– как в 1964 году, когда происходила наша первая личная драма...) поезд. В вагоне сразу увидела Саню, который делал мне знаки. Он занял боковые места у окошка. Снова друг против друга.

...Как давно мы не ездили вместе в дальнем поезде! Всего этого вообще могло уже не быть... И потому все чувствуется как-то предельно глубоко, до краев переполняет меня...

После московских окраин замелькали дачные места. Поцеловала оконное стекло.

– Что ты делаешь? Ведь грязное...

– Я - не стекло, а природу целую; ведь могла никогда не видеть ее больше.

Конечно, муж предусмотрел и занятие на время поездки. Читает - правит главы "Августа четырнадцатого". Несколько рукописных листов дает мне.

– На, прочти! Это главы, где я использовал твои данные по Ростову. Хорошо собрала! Даже с избытком! Не все использовал...

Его слова ласкают меня: оценил сделанное...

– Как я люблю, когда у нас с тобой общие дела!
– радуюсь я.
– Вот и сегодня: хоть разводные, но общие...

– У нас еще столько будет общих дел!..
– многообещающе говорит муж.

Я показала Сане свою "Молитву". Он умилен. Жмет мне руку. Попросил ее у меня. Отдала. А Саня, в свою очередь, дал мне свое письмо ко мне, написанное 22 октября. Надо же! И то и другое - и его письмо, и моя "Молитва" - написаны в один и тот же день, в наш день, в один из дней нашего воссоединения!..1 И вот еще раз как бы воссоединились наши души!..

1 Имеется в виду октябрь 1956 года.

"...Так

и давай: друг другу простим, а каждый себе - не простим. И будем годами заглаживать, и будем друг к другу добры, отзывчивы, дружественны". (Саня - мне, 22 октября.)

"...Боже мой! Сохрани мне это прекрасное чувство, в меня вселившееся! Дай мне во всем хорошем видеть только незаслуженные дары Твои! Только дары!" (Я - Богу, 22 октября).

Когда обменивались написанным, дала мужу ещё и конверт с запиской "Почему я это сделала..." Он схватил его, как мне показалось, с жадностью...

Снова стал говорить, что у нас будут такие отношения, каких еще никогда не было...

Еще произошел между нами и такой разговор. Саня виновато спросил меня:

– Тебе будет обидно, если я буду получать премию с ней, если это будет здесь?..

– А какое она имеет отношение к этой премии? С ней ты будешь получать вторую...

– Нобелевской премии второй раз не дают...

Даже этот разговор не испортил моего настроения. Ощущение полноты жизни, счастья, несмотря ни на что!.. Хотелось, чтобы поезд шел, шел, чтоб никогда не дошел до Рязани...

Увы, поезд движется вдоль платформы станции Рязань-II.

Нам пришлось поторопиться. Можем попасть в перерыв. Едем в загс на такси.

Загс нашего Октябрьского района. Входим. На дверях таблички. Такой, на которой было бы написано: "Расторжение брака", - нет. Входим в комнату, где производится запись рождений и смерти.

– Скажите, а где можно оформить развод?
– спрашивает Александр Исаевич.

– Ваша фамилия?..

Муж фамилии не называет, а подает два паспорта. Посмотрев их, сотрудница говорит:

– Вы знаете, мы не разводим. Развод оформляется в городском загсе, на улице Ленина.

– А мы успеем туда до перерыва?

– Я сейчас позвоню.

Набрав номер, спрашивает, успеют ли желающие развестись к ним до перерыва. В крайнем случае просит задержаться. Потом раздельно произносит в трубку: "Солженицын".

...Уж не предупреждены ли здесь? Не узнали ли по наружности?..

Снова берем такси. Я даже сама бегу к нему, растрогав мужа.

В городском загсе - одна общая комната.

– Кто из вас примет у нас заявление о разводе?..

– Вообще должна принимать я, - отвечает та, что сидит прямо против двери.
– Но у нас временно прием таких заявлений прекращен.

– Но как же так?

– Сейчас происходит реорганизация, выделяют районные загсы.

– А когда же будут принимать?

– После ноябрьских праздников.

Муж вынимает из кармана "Гражданский кодекс". (...И это Солженицын?..)

– Но позвольте, такие вещи здесь не предусмотрены! Мы не живем в Рязани. Специально приехали. Жена к тому же нездорова.