Отлученный (сборник)
Шрифт:
Вернувшись в кабинет, инспектор пристально поглядел на Олэна. Он нарочно не торопился отцепить его от батареи. Арестант вскинул повинную головушку.
– Тебе предъявят обвинение и отвезут в Сантэ, - наконец проговорил Поль.
– Какое обвинение?
– В краже черной четыреста третьей, разумеется… Тебя ведь застукали на месте, Верно?… Или спорить будешь?
– Нетнет… Тут я и впрямь виноват… Но, клянусь вас, те две тачки, что вы мне показывали, я и пальцем не трогал!
– Никто тебе про них и не говорит, - буркнул Поль.
–
– Нет, проведем расследование по всем правилам. Так будет гораздо добросовестнее, - объяснил он, нажал кнопку звонка и наконец освободил руку Олэна.
– К тому же, для тебя это ровно ничего не изменит… Первая кража… и сразу попался… Так что не тревожься.
Олэн молча растирал запястье.
– Или у тебя есть особые причины беспокоиться?
– В участке мне сказали, что судить будут на второй день и по первому разу можно надеяться на условный срок…
– Ну, так ты на оптимистов напал. Будь любезен, сними галстук.
Олэн аккуратно свернул его и положил на стол. В дверь постучали. Это конвоиры притопали за клиентом.
Поль отдал им галстук и проводил глазами. Потом, собрав коекакие бумаги, отправился к шефу.
Комиссар Бло сидел в кресле«вертушке». Когда он отодвигался от стола и начинал вращаться, это было очень дурным знаком. На сей раз он пребывал в неподвижности, но Поль счел, что кресло, пожалуй, стоит далековато.
– Ну?
– Не густо. Разве что последний образчик. Некий Олэн…
– Да?
– Ничего определенного… но хорошего впечатления он на меня не произвел…
– Своего рода интуиция?
– спросил Бло.
– Да.
– Представляешь, как я стану толковать прокурору об озарениях молодого инспектора с блестящим будущим?
Бло встал и подошел к чемоданчику, задвинутому между двух картотечных шкафов.
– Неплохой материален для твоего друга журналиста! А то бедняга уже опустился до описания исторических памятников… Видал?
– Комиссар открыл дверь.
– Проводи меня в Орли. По дороге мы поболтаем о… как, бишь, его?…
– Олэн… Франсуа Олэн…
– Прихвати с собой досье.
Они спустились вниз. Бло сам нес чемодан, и это красноречиво свидетельствовало о его уважении к Полю.
Олэна направили в двенадцатое отделение, в камеру номер двадцать пять. Это на втором этаже. Дверь выходила на узенькую металлическую лестницу.
Его обыскали, отобрали личные вещи, а взамен дали два одеяла, котелок, ложку и кружку.
Деньги перевели на тюремный счет, и Олэн получил разрешение пользоваться буфетом, точнее, заказывать там подпитку. Костюм все еще выглядел весьма прилично - он был из немнущейся ткани.
Ритм тюремной жизни вошел в плоть и кровь Олэна уже в те минуты, когда он с узлом на спине быстро шел по длинным коридорам. Как будто он только что убил своего товарища на том проклятом вираже в Ницце…
Сантэ раз в десять больше тамошней тюряги, но арестанты
Камера 12-25 представляла собой квадрат размером четыре на четыре метра. В углу, под краном, стоял унитаз, у стены, на которой виднелись крепления (когдато там была койка), - складной стол, наверху - два окошка, на полу - шесть арестантов и - по счастливой случайности - шесть матрасов.
Олэн стал седьмым и тоже получил матрас. Вечером, когда все стали укладываться, его оттеснили к самому унитазу.
Среди заключенных оказался один невероятно болтливый тип. Олэн сразу заметил фингал у него под глазом. Должно быть, парню дали на орехи, чтобы он попридержал язык.
На свободе от языкастой жены можно спастись, включив телевизор или погрузившись в кроссворд. Можно удрать в кабачок или сменить болтушку на молчунью. Но в камере вас подстерегает безумие!
Ночью Олэн просыпался всякий раз, когда ктонибудь вставал пописать. О него спотыкались, пинали и сыпали проклятиями. Спасаясь от брызг, Олэн, как мог, отодвигался и выгибал спину. Мечтал он только о том, как бы поскорее убраться из этого осиного гнезда.
Торговый фургончик404 так и плясал перед усталыми глазами. Только на сей раз на нем были решетки. «Ох и пришьют мне это дело… запросто пришьют», - подумал Олэн.
С такими мыслями он и встретил рассвет. Потом принесли суп. Болтун чтото робко пробормотал о кормежке и заглох.
Появился восьмой обитатель. Как водевильный мельник, он был с ног до головы покрыт тонким слоем белого порошка. Но отнюдь не муки.
Порошок ДДТ - явственное отличие клошаров, схлопотавших сорок пять дней за бродяжничество, ибо нет другого способа уморить многочисленных обитателей, намертво вцепившихся в волосы и одежду.
Бродяга тупо стоял на пороге, глядя, как семеро сокамерников отступают и толпятся в дальнем углу.
Охранник швырнул еще один матрас через голову новичка и захлопнул дверь, не слушая неизбежных в таких случаях яростных воплей протеста.
Клошар шмыгнул носом. Порошок густо покрывал ресницы, и глаза казались белыми. Ростом он был выше среднего. Руки слегка подрагивали, но не от старости, а от чрезмерного пристрастия к сухому белому вину.
– Что ты натворил?
– мягко поинтересовался Олэн.
– Подонки! У них, видите ли, теперь нельзя даже покемарить под Аустерлицем. [36]
Голос бродяги звучал свежо и чисто, как предсмертный хрип. Он наконец отлепился от двери и шагнул в камеру. Легкость движений говорила об относительной молодости бродяги - лет тридцатьсорок. Стало быть, он принадлежал к младшему поколению клошаров.
Болтун проскользнул у него за спиной и принялся молотить в дверь сначала одним, а потом и обоими кулаками.
Бродяга и ухом не повел. Его не принимали. Его нигде не принимали. Люди изо всех сил стараются прогнать клошаров.