Отморозки
Шрифт:
Теперь засмеялись в компании пехотинцев.
– А ты бы помолчал, жид, - зло процедил кто-то из казаков.
– Целее будешь...
– Да уж, какой из жида солдат всем доподлинно известно, - хмыкнул Мержан.
– Не тебе нас учить, немаканный...
– Ой-вей, я уже испугался и уже боюсь, - унтер-еврей поднялся, оказавшись здоровенным детиной, с внушительными, заросшими рыжим волосом кулачищами.
– Какие из казаков солдаты я таки не знаю. И никто не знает. Но у мине интерес вот за что: почему в солдаты берут даже боязливых, совершенно мирных евреев, - при этих словах кто-то из пехотинцев негромко хохотнул, -
– Воны на отдых суды приехали, - прогудел крепыш с лычками ефрейтора.
– Тольки на конях ездют, да шашечками помахивают.
– Да шоб тоби, бисова сына так черти отдыхать у пекле заставили!
– вскочил на ноги приказный Катасонов.
– Шоб батьку твоему на том свете так отдыхалося!..
– Вы, пехтура, охолоньте - рассудительно посоветовал старший урядник Кудинов.
– А то, не ровен час...
И он выразительно качнул кулаком. Это он сделал напрасно...
Унтер-офицер Доинзон шагнул вперед:
– Я таки интересуюсь: и что будет, если час вдруг окажется не ровным?
– спросил он, тоже сжимая кулаки.
– Нет, мине просто интересно...
– Обдрищутся господа казаки, - спокойно заметил здоровяк ефрейтор, становясь рядом со своим товарищем.
– А господин есаул нас потом их дерьмо убирать заставит...
– Да ты у меня щас кровью умоешься, рожа свиная!
– взревел Мержан и мгновенно сбил ефрейтора с ног ловкой подсечкой из арсенала полковника Рябинина.
Но к изумлению всех казаков, упавший тут же захватил своими ногами ноги урядника и резко повернулся. В прошлой будущей жизни Маркин долго занимался самбо, и многое успел передать своим подчиненным...
Еще через секунду между казаками и пехотинцами разгорелся самый настоящий бой. Стенка на стенку. Пока еще ни та, ни другая сторона не пытались схватиться за шашки, кинжалы, тесаки и нагайки, но было ясно, что долго ждать не придется...
– Смирно!
– негромкая команда прозвучала, как выстрел.
И она подействовала. Бойцы прекратили драку, и выстроились друг напротив друга. Есаул прошелся между двух неровных шеренг, которые злобно зыркали на противников.
– Если кому-то мало нагрузок, скажите мне, а не кидайтесь друг на дружку, ровно коты драные - спокойно проговорил Анненков.
– Ну-с, и с чего вам приспичило не фрицев, а своих товарищей колотить?
– Так что вашбродь, господин есаул, - Кудинов исподлобья посмотрел на пехотинцев.
– Не дело это, коли всяка пехтура казаков собачить будет.
– Да? А скажи-ка мне, Кудинов: сколько у тебя 'Георгиев'?
– Один, господин есаул. Нешто забыли? Вы ж меня к ему и представляли.
– Один... А вот у Доинзона - два, и медаль еще. И ты, значит, его не собачил, а только он тебя, - Анненков Рябинин в деланном изумлении поднял брови.
– Вот, смотри-ка, что морда жидовская себе позволяет: мало того, что обогнал казака по 'Георгиям', так еще и собачит бедного, беззащитного, немого Кудинова. Я так это понимать должен? Ну, кому стоим, чему молчим?! В самом деле онемел?
Пока казаки, понурившись, молчали, есаул повернулся к пехотинцам:
– А вы, судари мои, что тут устроили? Ах, трофейными цигарками попрекнули, от чего, мол, не разжились? А вот скажи мне, ефрейтор Семенов: ты до какой линии вражеских траншей доходил? До
Теперь и пехотинцы опустили головы. Дело представало совсем в другом свете...
– И вот что я вам скажу, голуби: с сегодняшнего дня нет тут ни казаков, ни пехотинцев! Есть штурмовики. И будете вы костяком первой в мире штурмовой бригады специального назначения. И драться вам предстоит бок о бок, плечом к плечу. А сейчас...
– Анненков выдержал театральную паузу, - Разойдись!
Но не успели еще пехотинцы и казаки сделать и двух шагов, как ударило:
– В одну шеренгу... становись! На номера рассчитайсь!..
После этого между казаками и пехотой установился если и не добрый мир, то, как минимум - доброе перемирие. Однако Анненков дал себе зарок: в самое ближайшее время вплотную заняться моральным климатом. Да и политической подготовкой тоже бы не помешало.
Но было и то, что казаки и пехотинцы не знали совсем, и что срочно требовалось в той войне к которой Анненков готовил штурмовиков. Язык жестов, работа с картой, наблюдение за объектом, и вообще, быстрое ориентирование в ситуации и принятие решений, для чего часто устраивались командно-штабные учения с младшими командирами, где есаул подбрасывал каверзные вводные.
Новые револьверы с глушителем оценили все, прозвав их ласково 'Анечками', и получили их сначала пластуны, а позже, те, кого они почитали достойными, превратив вполне утилитарную вещь в знак отличия.
Потом Анненков выпросил на время пулемётчика-мастера, и тот взялся за подготовку ротных пулемётчиков. Несмотря на то, что самих пулемётов ещё не было, кадры нужно было начинать готовить загодя.
Самым сложным оказалось обучение бою в помещении. Казаки вместо вдумчивой спокойной и постепенной зачистки, всё рвались с шашкой наголо, и есаулу стоило немалых трудов, обуздать эту дурную привычку. Тут пехотинцы, навострившиеся под руководством Львова захватывать вражеские блиндажи, давали сибирякам сто очков вперед. Зато у казаков на ура шла другая дисциплина: скоростная стрельба, и стрельба в движении и равных им тут не было. Для учёбы использовали германские винтовки и пистолеты, так как к ним было огромное количество патронов, и через некоторое время вся рота перешла на маузеры 96 и 98к, вызывая то зависть солдат других подразделений, то недоумение и вопросы офицеров.
А ещё он научил троих солдат и пару казаков выплавлять тол из снарядов, и теперь у него 'в загашнике' уже собралось больше ста килограммов этого ценнейшего военного сырья, постепенно превращавшегося в мины.
Рябинин ещё сделал бы из маузера 96 пистолет-пулемёт, но приличных станков для этого не имелось ни в полковой, ни в дивизионной мастерской, и эту идею пришлось задвинуть подальше.
В конце этого периода обучения есаул собирался устроить совместные учения своей сотни и роты Львова, с тем, чтобы добиться максимальной слаженности взаимодействия, и потратив изрядное количество времени на согласование планов с армейским руководством, провёл их, оставшись страшно недовольным результатом.