Отморозок 3
Шрифт:
— Степановна, посмотри, какого я тебе симпатичного постояльца привез, — громко сказал Ашот, увидев полную женщину лет шестидесяти в цветастом халате, которая шла по двору с большой миской, полной красных спелых помидоров. Женщина подошла ближе и придирчиво окинула меня взглядом с ног до головы.
— Молодой слишком, — проворчала она, ставя миску на рассохшуюся деревянную скамейку рядом с нами.
— Так я же тебе его и не в качестве жениха предлагаю, — громко заржал Ашот. — Он на месяц хочет снять твою дальнюю комнату. Возьмешь?
— А чего бы и не взять, коль в цене сойдемся, — кивнула она и продолжила, — пойдем, я тебе комнату покажу.
Мы вместе прошли через
Я зашел внутрь и огляделся. Изнутри сарайчик был почти таким же, как и снаружи, старым, повидавшим много на своем веку, но, на удивление, опрятным и чистеньким. Площадь всего метров восемь. Узкая металлическая кровать с панцирной сеткой, застеленная и покрытая сверху зеленым хлопковым покрывалом, небольшой старый двустворчатый шкаф светло-коричневого цвета с покосившейся дверью, маленькая тумбочка в изголовье кровати. У второго окна, расположенного напротив входа, стоял небольшой деревянный столик, застеленный белой клеенкой с цветочками и две деревянные табуретки. А мне, ей богу, все нравится. Меблировка сарайчика минималистична, а много ли мне одному надо? Зато буду проживать как король один и без соседей.
— Туалет и летний душ во дворе. — прервала мои размышления хозяйка и поинтересовалась: — Ну что подходит?
— Подходит, — кивнул я. — Ашот сказал цена три рубля за ночь?
— Да, доплатишь еще три рубля, буду кормить три раза в день, — ответила мне хозяйка.
— Соглашайся, — закивал мне Ашот. — Степановна готовит так, что пальчики оближешь, сам бы каждый день у нее столовался, да времени сюда ехать нет.
— Согласен вместе с питанием. Хочу заселиться предварительно на месяц, а там посмотрим, — подтвердил я свое первоначальное решение.
— Ну вот и хорошо, — обрадовался Ашот, — пойдем к машине за твоим рюкзаком, а то мне еще других пассажиров в профилакторий везти надо.
Я прошел за Ашотом, забрал свой рюкзак из багажника и, расплатившись с ним, вернулся обратно. Девчонка в беседке исподтишка глянула на меня, когда я проходил мимо, и я опять подмигнул ей, а она, прыснув со смеха, приняла неприступный вид и снова уткнулась в книжку. Хозяйка ждала меня внутри сарайчика. Она уже принесла чистую постель, которая аккуратно сложенная лежала на кровати. Сейчас она вытирала старой тряпкой пыль со стола. Услышав мои шаги, хозяйка развернулась и строго на меня посмотрела.
— В общем так Юра, меня зовут Надежда Степановна, я хозяйка этого дома и по всем вопросам можешь обращаться ко мне. В комнате не курить, водку не пить и девок не водить.
— Понял вас, Надежда Степановна, — я поставил рюкзак на пол, — а меня Юра зовут. Можете не беспокоиться, я спортсмен, не курю, не пью и по девочкам не пока бегаю, потому как молод ышшо. Спорт нынче– это наше все.
— Ну вот и хорошо, — сразу подобрела Степановна. — За вещички свои не волнуйся, у нас тут не воруют. Люди отдыхают хорошие, семейные, все с детками. Один ты без семьи, поэтому тебе сарайчик и сдаю. Давай сразу расплатишься, за сколько ты сейчас сможешь.
— Да, я сразу за месяц вам дам сто восемьдесят шесть рублей и еще сто четырнадцать рублей сверху, чтобы у вас в доме лежали на всякий случай. — Сказал я, положив на стол триста рублей,
— Хорошо, — довольно кивнула Степановна. — У нас хоть и не воруют, а у меня в доме твои деньги целее будут. В общем располагайся. Если хочешь, я тебя сейчас покормлю. Завтрак у нас обычно в восемь, обед в час, а ужин в шесть вечера. Опоздаешь, ничего страшного. Я подогрею потом.
— Спасибо, поем с удовольствием, а то я, признаться, порядком проголодался в дороге, — обрадовался я предложению.
— Подходи минут через десять, там во дворе есть стол под навесом, я пока тебе все вынесу и накрою.
Уже через десять минут я, переодевшись в легкие шорты, майку и сланцы, с аппетитом хлебал густой наваристый борщ с большими кусками мяса. Передо мной еще стояла тарелка макарон с большой котлетой и миска салата из свежих огурцов с помидорами и зеленью, все это великолепие было заправлено одуряюще пахнущим кубанским душистым маслом. Если здесь так кормят каждый день, то я точно не прогадал с выбором места базирования. Набив живот до отвала, я решил не тянуть и разведать окрестности. Поэтому, заперев свой сарайчик на навесной замок, который лежал вместе с ключом на подоконнике, я вышел со двора и, пройдя совсем немного, оказался на улице Черноморской, по которой Ашот меня и привез сюда.
Если пройти по главной дороге еще пару километров, то она перейдет в самую длинную улицу Анапы — Пионерский проспект, который тянется больше чем на десять километров параллельно береговой линии через поселок Джемете и и так до самой Анапы. Вдоль этой длинной улицы и расположены основные пионерские лагеря и базы отдыха, которыми славится этот курорт. Мне в Анапу не нужно, поэтому я не пошел по главной дороге, там, где она делала поворот на Пионерский проспект. Вместе с другими отдыхающими, направляющимися после обеда на пляж, я спустился по дорожке вниз к песчаным дюнам и уже буквально через пять минут, пройдя между двумя заросшими зеленью высокими дюнами, вышел на широкий, метров под двести, от моря до дюн, песчаный пляж. Море пенилось барашками небольших волн, сверкало отраженными солнечными лучами, и было какого нереально сине-зеленого цвета. Как же я соскучился по этому чудесному виду! Как будто сто лет не был на море. Весь пляж у берега был усеян загорающими людьми, напоминавшими колонию морских котиков, подставляющих свои бока теплому солнышку. Я, держа в руках свои сланцы, шел по обжигающе горячему песку и глупо улыбался, наслаждаясь ярким солнцем, этим горячим песком, гулом многочисленных людских голосов, шумом прибоя и запахом моря.
Обалдеть, как здесь здорово! Бросив свои вещи просто на песок и не заботясь об их сохранности, я буквально влетел в воду и, пробежав метров пятнадцать, пока вода не дошла мне до пояса, нырнул в восхитительно прохладную воду, изо всех сил работая руками и ногами, чтобы проплыть под водой подальше. Проплыв метров двадцать под водой, я, отфыркиваясь, вынырнул и стал грести мерными взмахами рук, уплывая все дальше и дальше от шума толпы в открытое море. Я плыл, делая вдох через каждые четыре гребка, про себя считая взмахи. Сделав ровно пятьсот, остановился и развернулся, охватывая взглядом растянувшуюся передо мной линию берега. Все побережье, сколько охватывал глаз, было усыпано тысячами маленьких людских фигурок. Отсюда не было слышно шума разговоров и детских воплей, только плеск волн и крики чаек, шныряющих тут и там над волнами. Вдалеке, в легкой туманной дымке, виднелась сама Анапа. Я лег на спину и, удерживая себя легкими ленивыми движениями рук и ног, просто наслаждался тишиной и покоем.