Отмщение
Шрифт:
– Но насколько убедительно выйдет такая афера?
– встрял в дискуссию Гуревич.
– Вот так просто взяли и пришли? Сдаемся, дорогие немцы! Них шизен! Так что ли?
– Безусловно нет. Для достоверности мы устроим постановочную перестрелку. И выйдем сдаваться с боем.
– Но ты же говорил: без оружия?
– Оружие не сложно демонстративно выбросить по пути. Демонстрируя решительность намерений.
– Что-то я не понимаю...
– пробормотал Лазарев.
– Допустим, не перестреляют. Подойдет этот отряд. Безоружный. Весь донельзя лояльный. И что?
– А дальше
Офицеры вынужденно смолкли во второй раз. На этот раз глядя на Юрия откровенно ошарашено.
– Ты... Вот это сейчас... Про рукопашную - серьезно?
– вкрадчиво поинтересовался Лазарев.
– Я совершенно нормален, - заверил Фурманов.
– И сказал именно то, что имею в виду. А вы - поняли верно.
– Нормальный, говоришь...
– недоверчиво усмехнулся Лазарев.
– Не похоже... Рукопашная, это у Стивенсона или Сабатини: абордажные крючья, мушкеты, сабли. А сейчас не восемнадцатый век. Какая к черту рукопашная?! Да только дернись - пристрелять на подходе!
– Кого-то, быть может, действительно успеют, - меланхолично согласился Фурманов.
– А остальные прорвутся.
– А остальные, это, позволь спросить, сколько?!
– негодующей вскричал Лазарев.
– Рота, батальон, полк?! Сколько ты собираешься угробить ради горячечного бреда?!
– Двух-трех рот, думаю, будет достаточно...
Гуревич в ответ нервно хохотнул, Кузнецов и Ильин только качнули головой, а Лазарев решительно рявкнул:
– Ничерта тебе не будет! Ни роты, ни взвода! Развел психоз!...
Но Фурманов тут же резко осадил кричавшего:
– Алексей Тихонович, предложите свой вариант. Чтобы не пришлось идти на жертвы. Я с радостью приму и посыплю голову пеплом. Ну же!...
Лазарев в ответ невольно смолк.
– ... В противном же случае я не вижу ни одной причины отвергать мой план. Только потому, что он жесток. Идти в атаку тоже жестоко. И тоже грозит потерями. Хотя сейчас не восемнадцатый, и даже не первый век - люди гибнут абсолютно одинаково. Потому, раз мы не удосужились за тысячи лет придумать иного способа решения конфликтов кроме войны, прошу не воротить нос. В нынешней ситуации это глупо и неприлично.
– Хорошо... Пусть ты прав, а мы нет...
– задумчиво кивая, пробормотал Ильин.
– Но сам подумай, что смогут сделать две роты голыми руками? Ведь потери будут страшные!
– Нет, не будут, - решительно заявил Фурманов.
– Подобного варварства ждать не станут - просто нет повода. Чтобы предполагать подобное нужно иметь иную систему ценностей, отличную от европейской.
– Но ведь нас поймали, - возразил Ильин.
– Так что мы угодили в круг высокого внимания. Так просто уже не провести.
– Так просто будет не провести, если действовать в стратегическом масштабе. Мы же соприкоснемся не с высшим генералитетом, а с обычными солдатами. Которым холодно и голодно. Которых непонятно за какие грехи загнали в снежную пургу, сражаться с какими-то русскими. Они не станут стрелять сразу - просто не умеют ещё. А когда сблизимся - автоматы уже не будут страшны. Ну а что до оружия... холодного никто не запрещал...
– Но ведь ножи они
– Ножи быть может. Но их легко спрятать под шапкой. Голова - самое яркое и непонятное пятно в любом излучении. Увидеть что-то будет очень сложно. А вот руки сложены как раз на затылке. Один взмах - и готово. Не хуже слаженного залпа может выйти. А ещё есть лопатки...
– Знаешь, Юрий...
– медленно, с тенью одобрения заметил Ильин.
– Ты все-таки ненормальный. Раньше я думал, что такого можно ожидать от Геверциони или Чемезова... А оказывается - от тебя тоже...
– Никого ведь больше не осталось, Иван Федорович... Теперь один за всех...
– ответил Фурманов. А после, не давая возможности для несвоевременных жалости или сочувствия, продолжил.
– Сблизившись, мы завладеем оружием и постараемся захватить технику. Если удастся - тут же станем наносить удары по ближайшим порядкам. Это внесет панику, неразбериху. Вначале, как минимум, немцы не станут атаковать - побоятся своих задеть. Ну а мы не станем стесняться. В итоге ответный огонь будет - по нам. Чем больше, тем лучше. Мы постараемся расшевелить как можно больше. От точки прорыва хлынем в стороны волной, захватывая технику. Перенацеливаясь, немцы во-первых, отпустят из виду бригаду, а во-вторых, раскроют месторасположение огнем. Нужно быть готовыми и немедленно подавить обнаружившие себя расчеты. И сразу же идти на прорыв...
Высказавшись, Фурманов аккуратно положил карандаш. Затем сел на покинутое место и хладнокровно откинулся на спину. Можно подумать - полковнику совершенно все равно, примут ли предложение, отклонят. Впрочем, зная Кузнецова, да ещё и с поддержкой Ильина за результат вряд ли следует беспокоиться. Да и Лазарев, справедливо устыженный, более не решается проявлять излишнюю агрессию. А может - и вправду передумал.
Кузнецов, обведя взглядом присутствующих, спросил:
– Какие соображения, товарищи? Пока что это, увы, единственный потенциально приемлемый план, так что все сомнения и дельные советы прошу выкладывать открыто. Майор Гуревич?
– Кхм...
– Рустам, как младший по званию, понимал - первому говорить. Но каких-либо рационализаторских предложений в голову не пришло, а критиковать бессмысленно: разнести в пух и прах авантюру проще простого, но делать все равно придется. Так и зачем?
– Можно для усиления эффекта замаскировать часть бойцов под раненных. Не знаю наверняка, кто будет встречать, но, если не матерые волки или конченные подлецы - должно сработать. На уровне моральных принципов... Ещё... Можно для хоть слабенькой, но защиты дать впереди идущим два-три бронекостюма.
– Заметно будет... Заподозрят неладное...
– с сомнением пробормотал Ильин.
– Не заметят, если не в первой линии, - резонно возразил Гуревич.
– Ну и химические осветители... У немцев ведь приборы ночного и теплового видения, а у наших? Подберутся вплотную, все равно никого не увидят. Осветители же можно перед собой бросить - вроде как показываемся, безоружны, сдаемся. А после перепрыгнуть - и на рывок. Уже зряче.
– Разумно...
– одобрительно закивал Кузнецов.
– Полковник Любчич?