Отмщение
Шрифт:
– Не могу сказать, что я в восторге от плана, но делать что-то необходимо...
– непривычно смуглолицый для Сибири морпех обезоруживающе улыбнулся.
– Для меня такие маневры в новинку.
– Не переживайте, полковник, - заметил со смешком Ильин, по-товарищески придержав полковника за плечо, - У всех здесь такое в первый раз. Можно сказать, вся война началась не пойми как - и идет навыворот.
– В общем, как я понимаю проблему, - продолжил Любчич, - У нападающих большие проблемы с оружием. Хорошо, если удастся сблизиться быстро, успешно. Тогда можно жить. А если пехота
– Тогда, да. Хреново придется...
– понимающе поддержал Гуревич.
– Именно. Кроме того, насколько я понял, даже замаскированное оружие нельзя брать? Никаких штыков, взрывчатки и прочая?
– Верно, - признал Кузнецов.
– Слишком велика может выйти цена.
– Вот потому в добавок к саперным лопаткам и ножам...
– полковник не удержался от короткого, горького смешка, - ...предлагаю взять фляги с бензином. Проделать в крышке отверстие, пропустить смоченную горючим полоску ткани - и вперед. Только огонь поднести. А ещё - взрывчатку заложить в сапоги - вроде стельки. Или там хитро внутрь каблуков запихнуть. Не знаю кто и как будет смотреть, но на подошвы вряд ли обратят внимание. Тем более ноги все время в снегу.
– А после что - скидать портки и босяком прыгать?
– заметил Лазарев.
– Увы, товарищ полковник, - не поддержал шутки Любчич, все ещё по неловкости не привыкший обращаться к старшим офицерам по имени отчеству - из-за акцента имена и фамилии иногда коверкались, что и стало причиной некого комплекса.
– Но, боюсь, когда начнется - будет очень много тех, кому обувь уже больше никогда не понадобится. Зато, если не удастся достать оружия, хоть будет чем с танками воевать.
– Хорошо, согласен...
– заметил Лазарев, нехотя признав поражение, - А в фляги неплохо бы добавить толченого стекла. И взрывать подальше от себя.
Ильин от неожиданности беззвучно крякнул и перевел взгляд на товарища:
– Не ожидал, что и ты примешь участие...
Гуревич между тем скромно заметил:
– Прием довольно подлый, но, в принципе, - эффективный... Однако!
– Иван Федорович!
– ответил Лазарев, скорчив досадную мину, - Не делай из меня людоеда. Да, мне не нравится эта война, мне не нравится этот план...
– ...Мне не нравятся эти матросы! И вообще! Что? Мне все не нравится!
– отчаянно гундося не преминул встрять неугомонный Гуревич. Получилось настолько похоже на старый мультфильм, что офицеры невольно примолкли. А Рустам, удовлетворившись произведенным эффектом, мстительно добавил коронное: Сэр!
Не выдержали - слаженно грянул хохот, звонко ударивши в стенки палатки и отразившийся эхом. Все более нагнетавшееся напряжения разом исчезло, испарилось. Нехитрая шутка будто помогла наконец переступить через рубеж сомнений. А раз больше нет нужды оглядываться назад, то и переживать не о чем. Делай что должен. И будет, что сделаешь.
Дальше обсуждение пошло непринужденно, свободно, хотя кроме нескольких интересных идей каких-либо прорывов не свершилось. Окончательно обговорив детали, офицеры оставили последний час на подготовку...
... Три роты, триста три человека. Много или мало?
Нападения малым числом на превосходящего противника тоже случались - тому примеры войны Римской Империи, завоевание Америки, английская колонизация Индии. Но это уже примеры, когда техническая оснащенность и умение значат больше простой статистики. По схожему поводу император Наполеон справедливо утверждал о превосходстве ста французских кавалеристов над тысячей сарацин. Здесь разве что уместно вспомнить Первую Мировую и контратаку наших войск под Осовцом. Но только уж больно мрачный этот эпизод...
А вот десантникам предстоит нечто вовсе противоестественное. Три сотни человек - фактически безоружные - совершенно серьезно намереваются атаковать превосходящего противника. Насколько превосходящего? Кто бы знал! Но, что удивительней всего: ни тени сомнения в успехе, ни колебаний.
Триста три - это, конечно, не тонкий расчет и не наивный мистический символизм. Какой-либо осмысленный анализ изначально невозможен для подобных операций: кто знает - не будет ли и полка мало? Так что поневоле доверились интуиции.
Выбора как такового тоже не проводили. Первые же две роты вызвались добровольно всем составом: вначале согласились командиры, а после - и бойцы. То, что посылают на смерть прекрасно понимали и первые, и вторые. Но не дрогнули.
Примеры подобной духовной стойкости, силы воли вовсе не редки среди русских, а теперь и советских людей, хотя до сих пор справедливо вызывают восхищение. Иные поражаются - и даже осуждают. Но эгоистов упомянули, а что до остальных... Всякому свой путь и свой выбор. Можно не понимать и не принимать, но осуждению места нет. Любовь к Родине во все времена меряется не словами или деньгами. Единственная мера - поступок. Кому-то достаточно это понять. А те, кто не смог... Можно лишь надеяться, что смогут рано или поздно. До того же - попытаются просто верить.
Хотели уже и третью роту брать десантников, но вмешался Любчич. Горячий полковник счел оскорбительным попытку устранить морпехов от участия. Справедливо заявив, что раз воевали вместе, то и умирать вместе. Хотя, радость в этом и немного.
Второй раз полковник вспыхнул, когда на просьбу - а вернее: высказанное в ультимативной форме требование - вести подчиненных самостоятельно получил отказ. Кузнецов безапелляционно заявил, что роту ведет в атаку капитан. А полковник должен выполнять работу на своем месте. Иначе, если звезды мешают, - не выполнять вовсе. На чем дискуссия и прекратилась. Но капитан, подчиненный Любчича, вызвался с не меньшей готовностью.