Отнимать и подглядывать
Шрифт:
Вот поэтому с патриотизмом у нас проблемы. Особенно это касается литературы и искусства. И особенно в последнее время, когда на экраны выходят фильмы специально «патриотического», то есть военно-победоносного, свойства. Это какое-то недоразумение. Фильм про войну может оказаться патриотическим. А может стать историческим («Освобождение»), приключенческим («Подвиг разведчика»), лирическим («Баллада о солдате») или социально-философским («Двадцать дней без войны»). Или может быть антипатриотичным. Например, «Неуловимые мстители» – какой же тут патриотизм, когда одни русские люди режут других русских? Это фильм у настоящего русского патриота должен вызывать стыд
Но понятия сместились. Раз про войну – значит, по разделу патриотизма.
К созданию таких фильмов привлекаются люди в погонах с большими звездами. Это честные и увлеченные люди. Но им всего интереснее собственная профессия: стратегия, тактика, стрельбы и взрывы. Это по-человечески понятно. Но это совершенно не относится к делу.
Вы представляете себе фильм о любви, снятый под эгидой Общественного совета по акушерству и гинекологии? С урологами и сексологами в качестве консультантов? Примерно такое же отношение стрельба имеет к патриотизму. В «военно-патриотическом воспитании» столько же смысла, сколько в любовно-венерологическом.
Нынешняя российская «кинопатриотика» – есть и такой странный термин – застряла в сетях взаимоисключающих исторических концепций. Увязла в желании примирить всех со всеми, выстроить единую линию восприятия страны и ее прошлого. Помирить окопников со смершевцами, штрафников с заградотрядовцами, коллаборационистов с партизанами, зеков с охранниками, власовцев с особистами и, разумеется, белых с красными. И в итоге – наших с немцами. Вот сейчас они все зацепятся скрюченными мизинчиками и хором скажут: «Мирись, мирись, мирись и больше не дерись!» И наступит полное единство взглядов на кровавую историю нашего многострадального отечества. Родину и друг друга возлюбят потомки белых и красных, внуки зеков и охранников и далее по списку (см. выше).
Ничего не выйдет. И не только потому, что понятие «страна», она же родина, жульнически смешивают с понятием «государство», оно же власть. И не только потому, что в ходе съемок фильма вряд ли можно этак быстро-быстро составить новое, но при этом общепонятное и общеприятное (sic!) понимание истории.
Прежде всего потому, что патриотизм – это нежное чувство. Личное, интимное, иногда слезное, иногда восторженное; бывает, что горькое. Но всегда – мое собственное. Не навязанное извне, а пережитое мною самим.
Это удивительное чувство причастности чему-то большему, чем я. Но не страшному и грохочущему, как танк в атаке, а прекрасному и печальному, как осенние листья на кладбищенских деревьях, золотые ветки на фоне голубого неба. Чему-то чистому и отважному, как слова «Запомни, моя фамилия Сотников, у меня есть отец, мать и родина». «Восхождение» Ларисы Шепитько по повести Василя Быкова «Сотников» – пожалуй, самый патриотический советский фильм.
И странное дело…
Помню, я разговаривал с одним умным и тонким человеком. Он рассказал, что смотрел английский фильм «Король говорит» – и что неожиданно ощутил прилив патриотических чувств. «Странное дело, – сказал мой собеседник, – неужели я на полчаса стал патриотом Британии? Нет, конечно. Но, наверное, для патриотизма не всегда нужна родина».
Парадокс, конечно. Но парадокс – это истина, внешне похожая на ложь (в отличие от софизма, который есть ложь, внешне похожая на истину).
Патриотизм есть чувство причастности к чему-то
Сильнейшие патриотические переживания я ощутил в финале фильма «Охотник на оленей», когда друзья погибшего во Вьетнаме американца поминают его за скромной трапезой и тихонько поют гимн. Это были чувства других людей. По поводу другой войны, которую я с детства считал несправедливой. По поводу другой родины, их родины, не моей. Но их чувства были столь мощными, что перелились через рамку экрана и затопили мое сердце.
В наших отношениях с родиной много чего намешано: тут и привычка, и лояльность, и верноподданность, и национализм, и обман государства в обмен на обещание сидеть тихо. Тут возможны разные хитрые счеты. Только патриотизм нежен и чист. Патриотизм не может быть надутым, парадным, громким и агрессивным. И главное, не может быть неискренним.
У нашей «кинопатриотики» две беды.
Первая – это великая путаница понятий. Даже самый хороший, профессионально сработанный и исторически достоверный фильм о войне – не обязательно должен пробуждать патриотические чувства. Но если фильм не вызывает патриотических чувств – это не значит, что он антипатриотический. Боже упаси! Это просто кино про другое. Кино про войну, кино про мир, про что хотите. Патриотизм – редкий гость на экране. Поскольку само патриотическое чувство нечасто возникает. Тонкая духовная связь между героем и родиной; связь, которая воспринимается зрителем именно в таком, тонком духовном качестве (а не «эк мы им врезали!») – вот о чем речь.
Вторая беда – неискренность. Может быть, за шумом, стрельбой и рукопашным боем прячутся сильные чувства – но мы их не ощущаем, не можем разглядеть. Тонкая человеческая эмоция либо тонет в крике, либо превращается в штамп, в закушенную губу и просверк взгляда. Искренность, как ни крути, вещь обоюдная, она рождается в диалоге автора и читателя, актера и зрителя. «Он врет, потому что я ему не верю» – именно так, а не наоборот.
Один читатель написал мне:
«А я не патриот. То есть совсем. И даже и не понимаю, что это значит – любить свою страну. Кого это любить, людей в метро утром? Правительство, полицию, налоговую инспекцию и другие государственные институты? Нерелевантное героическое прошлое всех степеней героичности?»
В общем-то, логично. Едва ли возможно любить всех соотечественников или, тем более, каждого из них. Любить учреждения, контур на карте или рассказы из истории.
Однако патриотизм существует.
Но его не надо путать с привычкой, лояльностью, уважением или верноподданством. Или с сентиментальными воспоминаниями о золотом детстве в родном углу.
Потому что всё это разлетается от единого щелчка. И человек превращается в мешок, набитый дерьмом и страхом, как говорил следователь Портнов в фильме «Восхождение».
Патриотизм – внимание! – это отношение человека не к родине, а к своему отношению к родине, вот как.
Так сказать, «моральная рефлексия».
От того, предаст Сотников или нет, положение на фронте не зависит.
Может быть, с практической точки зрения прав как раз Рыбак, другой персонаж повести В. Быкова. Он объясняет Сотникову: надо пойти в полицаи, а потом украсть оружие и перебежать к своим. А на прощание убить десяток немцев. Взорвать их штаб. Нанести им существенный урон. То есть посодействовать победе. Я, говорит, не великомученик. Я солдат! Я хочу убивать врага!