Отнимать и подглядывать
Шрифт:
Но это – потом. Если получится. Если постараться.
А сейчас надо предать. На минутку, на недельку, на месяц-другой. В крайнем случае на годик.
Сотников так не может. Его вешают.
Сотников – патриот. А Рыбак – ну как получится.
Патриотизм – это очень сложное и редкое чувство. Особый дар.
Вернемся в начало ХХ века.
Мальчик смотрит на первые опыты русского кино.
«В юнкерском училище, где два раза в неделю мой папа преподавал русский язык и географию, была назначена демонстрация нового изобретения – живой фотографии братьев Люмьер. До этих пор съемки живой фотографии производились за границей, а у нас их показывали в иллюзионах. Теперь же, оказывается, и у нас в России открыли секрет живой фотографии… Замелькали
Все это было не заграничное, не парижское, а свое, русское, хорошо знакомое, одесское, даже будка с зельтерской водой, из которой с любопытством выглядывала черноглазая продавщица. Я чувствовал прилив патриотизма, гордость за успехи родного, отечественного синематографа» (Валентин Катаев).
Круг замкнулся.
Патриотическое кино – это не только кино про патриотизм.
Гордость за успехи родного, отечественного синематографа можно испытывать во время просмотра, триллера, саспенса или костюмной мелодрамы. А если мы вместе с героем почувствуем дрожь родной земли или дыхание народа…
Будем терпеливо ждать. И не будем путать понятия.
Шлагбаум
«Михаэль Кольхаас», новелла Генриха фон Клейста
«Жил на берегах Хавеля в середине шестнадцатого столетия лошадиный барышник по имени Михаэль Кольхаас, сын школьного учителя, один из самых справедливых, но и самых страшных людей своего времени… ибо чувство справедливости сделало из него разбойника и убийцу». Так начинается одно из самых незатейливых, но и самых великих произведений мировой литературы, то ли длинная новелла, то ли маленький роман, написанный в 1810 году.
Логика социально-политического и человеческого абсурда представлена в этом тексте со столь завершенной полнотой, что смогла явить свою пророческую истинность только через два века – в эпоху террора и неутолимых взаимных претензий, которые предъявляют друг другу цивилизации, религии и классы.
Основной сюжет
Михаэль Кольхаас ехал продавать коней. Вдруг – на дороге шлагбаум, которого не было раньше. Владелец земли юнкер фон Тронка велел предъявлять пропускное свидетельство. Законопослушный Кольхаас оставляет двух откормленных вороных жеребцов в залог. В городе оказывается, что Тронка своевольничает – на самом деле никакого пропуска не надо. Но на обратном пути Кольхаасу вместо красавцев коней возвращают двух заморенных одров – оказывается, их использовали на полевых работах. Кольхаас подает жалобу за жалобой, но их кладут под сукно (Тронка имеет влиятельных родственников). Жена Кольхааса отправляется с прошением к императору – ее ранит охранник, она умирает. Тогда Кольхаас собирает вооруженный отряд и начинает боевые действия.
Он осаждает Виттенберг, поджигает Дрезден, громит дома и замки, в бою наносит поражение войскам курфюрста саксонского, общается с Мартином Лютером и, наконец, начинает угрожать всей Священной Римской империи.
Зачем он это делает? Только ради справедливости. То есть затем, чтобы заставить юнкера Тронку откормить коней. Обратите внимание: не затем, чтобы получить денежную компенсацию, и не затем, чтобы получить таких же точно или даже лучших, сытых и дорогих коней. И даже не затем, чтобы его кони – непременно те самые! – были вылечены и откормлены кем-то другим. Условия мира таковы: юнкер Венцель фон Тронка, заморивший коней, должен лично привести их в надлежащее состояние, разыскав их, что называется, хоть под землей. Вот что такое полная и окончательная справедливость, во имя которой Кольхаас (провозгласивший себя по ходу дела Мечом Божиим и Наместником Архангела Михаила) разрушает и жжет города, не щадя детей и женщин.
В конце концов имперское ополчение
Побочные линии
Их две, и они тоже чрезвычайно важны.
Первая линия. Когда Кольхаас уже стал Мечом Божиим (или безжалостным бандитом), он встретился с цыганкой-ворожеей, которая передала ему запечатанное письмо. В письме же содержалось предсказание дальнейшей судьбы саксонской династии. Предсказание будущего страны, проще говоря. Кольхаас прячет письмо в медальоне у себя на груди и отправляется воевать дальше. Его, как мы знаем, побеждают и ведут на эшафот. Но в последний момент к нему подходит человек и передает записку. В записке сказано: «Кольхаас, курфюрст Саксонский в Берлине; он уже отправился к лобному месту, и ты, если захочешь, можешь узнать его по шляпе с султаном из голубых и белых перьев… Он надеется вырыть твое тело из могилы и наконец прочитать записку, хранящуюся в медальоне. Твоя Элизабет». Это имя умершей жены Кольхааса – давно убитой. Увидев в толпе курфюрста Саксонского, Кольхаас вынул из медальона письмо, распечатал, прочитал, а затем скомкал и проглотил.
Вторая линия. Курфюрст Бранденбургский, который подписал смертный приговор Кольхаасу и в столице которого, Берлине, произошла казнь, подозвал к себе малолетних сыновей покойного, посвятил их в рыцари и отправил на воспитание в пажескую школу.
Справедливость и свобода
Рассказ о том, как лошадиный барышник поплатился жизнью «за необдуманную поспешную попытку собственными силами добиться правды», – это в первую очередь актуализация весьма архаичных, но чрезвычайно живучих представлений о справедливости. Попытки добиться правды собственными силами возобновляются постоянно – и здесь чем сильнее репрессии, тем активнее сопротивление. Кажется, что это инверсия знаменитого принципа О’Брайена из «1984»: «Чем могущественнее будет Партия, тем она будет нетерпимее. Чем слабее сопротивление, тем суровее деспотизм». Дело в том, что данная закономерность работает в закрытом мире, где единственным социальным фактором является чистая власть и практически отсутствует экономика. Гарантия существования оруэлловского мира – отсутствие социальных трансакций (передач прав или обязательств). Стоит приоткрыть границы и разрешить кооперативы, как ситуация полярно меняется.
Начнем с банальной констатации. Справедливость важна не только сама по себе, как качество души, хотя еще Платон писал о ее самодовлеющем значении и сопоставлял ее с такими категориями, как «прекрасное», но прежде всего как основа социального порядка. Справедливость, как указывает популярный современный словарь, есть «понятие о должном, содержащее требование соответствия между реальной значимостью отдельных индивидов (социальных групп) и их социальным положением, между правами и обязанностями, между деянием и воздаянием, трудом и вознаграждением, преступлением и наказанием». Впрочем, весь этот перечень мы также можем найти у Платона.
Однако справедливость как институт, на котором, как кажется на первый взгляд, зиждется любое общество, возможна только в условиях, где издержки социальных трансакций равны нулю или минимальны. Скажем, в архаической общине, где справедливость понимается прежде всего как талион, равное воздаяние за ущерб в виде нанесения равного ущерба (пресловутое «око за око») или как равный ответный дар. Или как реституция или виндикация в чистом виде. Украл – уличили – отдай. Приобрел краденое – тоже отдай, не греши. Все просто, поскольку происходит на виду у всех.