Отпуск с убийцей
Шрифт:
Ему все стало ясно.
— Готов, - без всякого выражения произнес он и будто налитой свинцом ногой слегка поддел неподвижное тело санитара. Затем шагнул к лежащему ничком, поперек тропы, незнакомцу и долго, с любопытством разглядывал его.
– Что ж, - криво усмехнулся Невский.
– Кто бы он там ни был, этот тип, но он, кажется, целился в меня?..
— Я понял так, - пожал плечами Куплетов, забрасывая палку далеко в кусты.
– Шельмец какой!.. Надеюсь, я не отправил его на тот свет? Двух покойничков сразу было бы многовато.
Глава 33
И уже в который раз за последние дни Невский отправился в город.
На сей раз - как простой свидетель, невиновный и любезно охраняемый законом.
Невский - правда, робко - поначалу заикнулся: мол, он в некотором роде и немного пострадавший, на что доблестный майор по телефону возразил: "Ну, вам так сразу все и подавай! Ведь - не калека!.. Вон, другим гораздо хуже на тот свет пошли. А ничего, молчат!.. Шучу. Но вы же сами лезли на рожон. Разве не так, а?"
Невский чуть подумал - и признал святую правоту майора. И довольствовался тем, что он - простой свидетель, невиновный и любезно охраняемый законом.
Кроме него направлялся в город и Куплетов - тоже в качестве свидетеля и, как сумрачно шутил он сам, общественно-полезного членовредителя.
Вообще судьбой своей Куплетов был доволен.
Впрочем, в его жизни, вероятно, еще надо было поискать событие, которое могло бы вывести его из равновесия - надолго и всерьез.
Ломтева - а на тропе стрелял, действительно, пилот - он огрел тогда от души.
Лидочку - после всего случившегося и пережитого - хватил нервический удар.
Главврач, признав, конечно, всю ее звериную, нечеловеческую сущность и сугубую опасность для соседей - близких и далеких, - тем не менее в категоричной форме заявил, что хотя бы сутки, а еще лучше - пару дней, медсестра должна отлежаться в полном покое. При этом он уверенно кивал на Бонифатия Павлиновича: дескать, именно директор и склонил его к столь интересной мысли, однако выяснить, насколько это справедливо, никому не удалось.
В итоге Афонов скрепя сердце согласился - и Лидочка до утра осталась в санатории.
Дежурить при ней был назначен Дергун - как человек исключительно бывалый, во всех отношениях крепкий и к тому же знакомый с тонкостями здешнего распорядка.
А вот Гугулидзе, хотя он и рвался тоже постеречь красавицу вдову, Афонов отказал категорически. Были здесь замешаны какие-то служебные нюансы.
Директор Подкосыжнев, когда узнал, что под его чутким руководством работали два таких лживых и страшных человека, вмиг затосковал, что-то эдакое выпил от сердца и других недомоганий, спешно удалился к себе в кабинет, и там с ним вышел казус.
Это, впрочем, на судьбах исцеляющихся подопечных Бонифатия Павлиновича ни малейшим образом не отразилось. Никто даже внимания не обратил.
Тем временем машина - с Птучкой за рулем и с поникшим Ломтевым, зажатым на сиденье между
Следом за ней - почти одновременно - прибыла и карета "скорой помощи", доставив в больницу безжизненное тело Звязгина.
Ломтев, хранивший упрямое молчание, на этот раз не выдержал.
— Зачем его в больницу?
– удивился он.
— А где еще у нас есть морг?!
– хохотнул глумливо Птучка.
– При книжном магазине или заводской столовой, или булочной - пока не завели.
— И при обкоме - тоже нет, - ввернул Куплетов, впрочем, мигом спохватившись, что сморозил очевидное не то. Он сделался пунцовым и тоскливо завздыхал.
— Ну, что ж.
– пожал плечами Ломтев и опять умолк.
— Вы, Савва Иннокентьевич, язык попридержите, - посоветовал миролюбиво Птучка.
– Мы тут все свои, а показания давать начнете - ляпнете какую-нибудь дурь. и сразу - море неприятностей!.. Не надо.
— Верно-верно, - поддержал лейтенанта Невский.
— Я учту.
– Куплетов кротко и тепло взглянул на своего соседа.
В дороге, ощутив себя наконец-то полноценными собратьями по сложной ситуации, Невский с Куплетовым прониклись искренней взаимной симпатией и договорились впредь дружить. И это было хорошо.
Решив не откладывать дело в долгий ящик и вообще ковать железо, пока горячо, Афонов отдал последние текущие распоряжения и сразу приступил к допросу.
Ломтев, которого незамедлительно доставили к нему в кабинет, поначалу вел себя нагло.
По всей вероятности, твердо усвоив, что молчание - золото, а драгметаллы, как известно, просто так, повсюду не валяются, он отказался отвечать на любые вопросы.
Игра в молчанку, начатая еще по дороге, в машине, продолжалась.
Был летчик среднего роста, отменно сложен, русоволос, со смазливыми чертами в меру загорелого лица, с шикарными пшеничными усищами а-ля товарищ Буденный, с намечающейся лысиной и с холеными, что называется, точеными руками.
Глаза его, слегка навыкате, смотрели с тем выражением, когда лихая наглость способна в одно мгновение перейти в откровенный испуг.
У него был взгляд пойманного с поличным плута, которому всю жизнь до смешного везло...
На затылке - несколько справа - красовалась здоровенная пластырная блямба.
Одет он был в очень стильный серый клетчатый костюм, измазанный теперь глиной и местами забрызганный крупными каплями крови.
— Вы мне еще за костюм заплатите, - с высокомерной суровостью пообещал Ломтев.
– И за телесные повреждения. Так дела не оставлю.
— Хм. Не оставляйте, ладно. А закурить сейчас не хотите?
– участливо спросил майор.
– Я вижу, у вас пальцы желтые от табака, и вы, вероятно, цените хорошую затяжку в трудную минуту...
– желая блеснуть своим отменным кругозором, добавил он с напускной значительностью.