Отпускай
Шрифт:
Влажной рукой Эмма дотронулась до входной двери, и вошла внутрь. В темный коридор, и голоса сразу стихли. Штайнер тут же вышел из кухни, и сузил глаза.
— Долгая, однако, физиотерапия. Добрый вечер. — Молодой человек скрестил руки на груди и склонил голову в сторону. — Будешь есть? Или сегодня опять «я не голодна»?
— Нейт. — Она подняла глаза на его силуэт, и судорожно выдохнула. В груди что-то защемило. Стоит здесь, перед ней. Прищуривается… наверняка, хотя Фастер даже не видела его лица. Высокий, статный. И пах так же приятно, как и всегда. И наверняка теплый. Горячий.
Брат.
—
— Нет. Я купила в городе кофе и салат. Ничего не буду больше, спасибо. — Девушка судорожно выдохнула и, расстегнув туфли, шагнула в дом.
— Начинается. — Ей казалось, он закатил глаза. Раздражение в тоне усиливалось. — Салат за весь день, ну да. И опять эти туфли. Туфли, ты еле ползешь. Для кого это? Ну для кого, скажи?! Кто на тебя смотрит в этих туфлях?!! — Он резко подался вперед, схватил их за тонкие кожаные ремешки, и поднял. — Какой смысл ходить на физио, когда у тебя заботы о себе как у овоща?! Возьми мои деньги, купи себе гребаные кеды!! Тогда, может, от физкультуры будет хоть какой-то прок!! Давно нужно было их выкинуть, чтобы ты не страдала дурью, которую я потом расхлебывал.
— Верни. — Тихо прошептала девушка, и с яростью вытаращилась на Штайнера. — Верни сейчас же. Это не твое.
— Тебе купил их я. За каким-то хреном. — Он отвел руку с парой туфель в сторону, так, что девушка при всем желании не смогла бы до них дотянуться.
— Ты ничего не расхлебываешь. Верни. — Продолжала шипеть она, и кулаки сжимались.
— А кто тебя потом на себе таскает, потому что выйти куда-то больно?! Кто тебе еду, как дворецкий, поедает в постель, не расскажешь?! Кто тебе ноги лечит после вот этого вот?!!! — Он сжал в руках туфель, и потряс им в воздухе. — Ты себя не обслуживаешь. Раз так, то будь добра не добавлять мне проблем своими детскими выходками. Прими, наконец, реальность, что ты ничерта не можешь ходить на каблуках, и лежишь потом, стонешь. Плачешься. — Голос становился ироничным.
В коридоре послышался звук тяжелой, хлесткой пощечины. Она тяжело дышала. С ужасом, болью, гневом, обидой смотрела на высокий мужской силуэт, и глаза в темноте блестели от слез. Штайнер вытаращился, затем со злобой сжал зубы. Первая пощечина за двадцать восемь лет. И от кого?
— Ты мерзкий. — Тихо сказала Эмма. — Мерзкий. Верни сейчас, или я ухожу. Не знаю, куда. Не знаю, зачем, лишь бы не с тобой, и я лучше сдохну, чем вернусь. — В зрачках не было ни капли сомнений, Нейтан прищурился, и лязгнул челюстями. Он медленно опустил руку, девушка вырвала туфли из его ладоней, и прижала к себе, словно то было самым дорогим, что у нее оставалось. — Мне ничего от тебя не нужно. Не приноси мне еду. Не опекай меня. Не предлагай мне помощь. Твоя забота уже в печенках сидит. — Голос срывался. — Если тебе так надо кого-нибудь опекать — иди, позаботься о Белите.
— Белита сама о себе может позаботиться. — Иронично ответил Штайнер. Казалось, его лицо во тьме расползалось в незнакомый, злобный оскал, а руки сжимались, словно он едва держал себя в руках. Едва, и всеми силами давил желание схватить за шиворот свою «младшую сестру». — И ничего-то тебе не нужно, и я внезапно стал мерзким. — Нейт прищурился. — Заскоки как у гребанного подростка. Разошлись и разошлись, нет, все равно начинаются сцены. Не нужно ей ничего, да уж, конечно. — Мужчина закатил глаза,
Губы дрожали. Все вокруг темнело, плавилось, а внутри все опускалось. Стальные руки схватили её за пояс, и потащили наверх. Послышался хриплый стон, Эмма хватала ртом воздух. Ком в горле сдавливал, говорить не получалось. Шок. Страх. Он смеет… говорить об этом? Он вообще в себе?
…кто это?
Схватил её в подмышку, словно ребенка. От ужаса звенело в ушах, Фастер едва переставляла ноги, спотыкаясь о ступени.
«Как бы вы не были сильны духом, это вас не спасет тогда, когда мерой будет физическая сила. Вас спасет только готовность дать сдачи, зная все физические способности своего тела.»
Он остановился возле двери её комнаты. С силой её открыл, и втолкнул туда девушку, которая едва стояла на ногах. Тремор бил тело, сглотнуть ком не получалось. Слезы капали на светлый паркет.
Она сжала ремешки туфель в руках. Затем, не помня себя, ринулась вперед, и замахнулась. Каблучки щелкнули друг о друга, и следом послышался глухой звук удара. Он резко выдохнул, ощущая, как по левой щеке расползалось покраснение в виде бокового изгиба подошвы.
— Так было, пока я тебя любила. — Сдавленным, дрожащим голосом сказала Эмма. — Сейчас я пересплю с тобой только под угрозой мировой войны. И то, если это спасет небо от бомб. Ты мерзкий.
Он резко вышел, и послышался хлопок двери чудовищной силы. Затем быстро удаляющиеся шаги. Фастер не могла отдышаться, затем рухнула на пол, схватилась за лицо и разрыдалась. Высокий, статный, теплый… сейчас отволок её в комнату, словно провинившегося подростка. Еще и посмеялся над чувствами, которые она так долго берегла внутри. Берегла для него. И только… для него. Мечтала только о нем, чтобы потом услышать… это?
Казалось, на голове шевелились волосы. Глаз словно не оставалось, они вытекали вместе со слезами. Ему хотелось что-нибудь подарить. Прижаться, сказать самое необъятное на всем свете «спасибо». «Спасибо, я люблю тебя». И как он поступил с этим желанием? Был ли ему рад?
Морально ударил под дых, когда разозлился. А на что разозлился? На то, что Эмма отказалась от еды? На то что купила кофе и салат?
Она надеялась, её не слышали. Грудную клетку словно растягивали в разные стороны, и сердце рвалось, а его порванные половинки как-то умудрялись качать по телу кровь. Фастер схватилась за голову, и наклонилась над полом. Лишний человек здесь. Слабое звено. Обуза.
Сейчас его самые красивые на свете лиловые глаза казались пустыми. Зловещими и жуткими.
Нейтан спускался вниз, а глаза застилала ярость. Короткие ногти впивались в кожу на руках, и сердце стучало в висках. «Не хочу, не буду, не заботься обо мне». Гребаный ребенок. Изнеженный, истеричный. Еще смеет замахиваться на него, смеет… бить. Неблагодарная, инфантильная дура.
Во тьме коридора, прислонившись к стене стояла Бел, и как-то странно поглядывала на сожителя. Наблюдала, ткань рубашки натягивалась из-за напряженных мышц, как поднималась от тяжелых вдохов грудная клетка.