Отпускай
Шрифт:
Вновь темный коридор. Вновь это едкое, тяжелое чувство, которое сбивалось внутри. Мерзкий осадок. Сам виноват, что повысил голос, устроил скандал. Сам. Но негатив продолжал накапливаться, и Нейт стал словно сосудом для злобы. Этой злобе не было выхода, не было конца и начала. Откуда она внезапно взялась? В какой момент?
Сердце ровно билось. Столько всего произошло… но ничего не менялось. Вернее, менялось, но совсем не в ту сторону, в какую он предполагал. Да, должно было быть тяжело. Да, мерзко. Но где… хотя бы кусочек удовлетворения? Хотя бы от того,
Его нет. Мужчина резко выдохнул, и стал уходить, растворившись во тьме коридора.
Эмма резко выдохнула, как только дверь закрылась. Поежилась, и с ужасом на нее посмотрела. Ушел. И, почему-то, стало легче. Впервые легче оттого, что Нейт ушел, а не пришел. Озноб сходил, уступая место чудовищной, дикой боли, которая пульсировала в груди. Даже капли успокоения от его извинений не было, только недоверие, и запудренная улыбкой обида.
Она мечтала с ним поехать на море. Мечтала купить там огромную, колючую ракушку, привести домой, и положить на полку. Мечтала попробовать на язык неосязаемый морской туман. Пройтись босыми ногами по песку, и чтобы Он… был рядом. Обнимал и улыбался.
Однако теперь мысль о том, что Нейт обнимет, вызывала только боль и протест. Приступ исступленной ревности. Он только что… спал с другой. Фастер словно слышала их дыхания, пока дышала через рот, потому что нос заложило от слез. Слышала гортанные стоны Бел, которая казалась Эмме самой счастливой на свете. Самой счастливой, хотя… зависти не было. Только смирение, печаль, и озноб от боли. Кактус не может завидовать розе. Однако, роза все равно виделась самой счастливой, потому что Нейт её полюбил.
В чем еще счастье, если не в этом?
Девушка не могла ответить на этот вопрос. И все равно стало, почему-то, легче, когда Штайнер ушел. Мечты о поездке на море больше не было, как и мечты о свадьбе. О семье с ним. Где-то на полях воображения осталась только выжженная земля. И туфли посредине, на которые Эмму обещал поставить доктор Даглас. Странный, подозрительно мягкий физиотерапевт с блуждающей улыбкой.
За окном завывал ветер.
* * *
Приглушенный свет, железный стол. Пахло антисептиком, формалином и спиртом. Мужчина в распахнутом белом халате со скукой смотрел вниз, отряхивая руки от желтой жидкости. Капли летели на белую простыню, которая что-то накрывала. Что-то, что не имело под собой конкретных очертаний.
Послышался сдавленный звук входной сирены, железная дверь двинулась в сторону и открылась. На пороге стоял другой врач. Весьма высокий, с пыльно-русыми, всклоченными волосами и тусклыми, серо-голубыми глазами, которые скрывали стекла прямоугольных очков. Он замер на входе, поднял брови и с улыбкой выдал:
— Доброй ночи, доктор Даглас. Хорошо, что здесь вы. Я, пока открывал дверь, успел три причины придумать, зачем сюда притащился.
— Это всего лишь я. — Физиотерапевт прикрыл глаза и кивнул. — Мусор хотите вывезти? Кто-нибудь еще, помимо дежурных, есть в больнице?
— Да… точно на месте доктор Рейд. Доктор Хоффман, вроде бы, тоже тут.
— Я уже закончил. Домой собирался ехать. — Майрон вскинул брови. Привычной, въевшейся улыбки не было, от нее не осталось и следа. На лице присутствовала только усталость, в смеси с легким разочарованием. А вот его коллега, что стоял рядом, напротив, дежурно улыбался и качал головой.
— То есть вы вывозите?
— Да. Меня попросили не сорить. — Даглас хитро прищурился. — А что, хотите попросить меня об одолжении?
— Если вывозите, то да, было бы удобно. — Высокий мужчина так же прищурился. — Буду у вас в долгу.
— Ладно. — Майрон с улыбкой прикрыл глаза. — Что там? Как обычно?
— Я присвоил тарам категорию «В», но, если лень возиться, можете сменить на «Б». Не принципиально.
— Не принципиально? — По лицу, все же, поползла нервная улыбка, и Даглас тяжело вздохнул. Коллега-инфекционист жонглировал классами медицинских отходов, как мячиками, и даже относился к ним с некоторым высокомерием. Не то что бы физиотерапевт был образцом правильности и ответственности, но такая халатность раздражала даже его. — Я понял. Ладно. Только у меня есть ответная просьба.
— Да-да? — Молодой человек добродушно зажмурился.
— На днях ко мне на физио пришла девочка. Предполагается, что с Беккером, но это не точно. Тряхните, пожалуйста, лаборатории, чтобы поторопились с её анализами, мне любопытно, что там. А, и еще. Мне бы… хотелось знать, чем были больны её родители. Только вот… она из детского дома. Усыновлений, полагаю, не было. Инвалиды не в фаворе для них. Я скину вам её свидетельство, будьте так добры.
— Ладно. — Инфекционист пожал плечами. — Действительно интересно. Женщина с Беккером… надо же. — Взгляд становился пристальным, и блеснули стекла очков. — И все равно просьба не маленькая. Могу я рассчитывать… на вашу благосклонность ночью?
— Разумеется. — Даглас жутко улыбнулся. — Я не видел вас, вы не видели меня. И в остальном… я не брезгливый. Нужна будет моя помощь — не стесняйтесь.
— Хорошо. — Мужчина, было, хотел еще что-то сказать, однако бросил взгляд на часы и тяжело вздохнул. — Мне нужно возвращаться. Увидимся днем. — Он махнул коллеге рукой, и направился к выходу. Скрипнула металлическая дверь, и раздалась знакомая приглушенная сирена.
— Спокойной ночи, доктор Маэда.
Мастер живых кукол
За стеклянными холодильными витринами прятались порезанные торты. Пирожные разных размеров, форм, с мастикой и без. Пахло сахаром, слоеными булочками, которые румяная продавщица перекладывала на деревянных подносах. Шуршали её целлофановые перчатки. Из двух широких окон лился белый свет, который только помогал желтой подсветке. Молодой человек в серой футболке и бежевом плаще ветровочного типа с аппетитом смотрел на весь этот съедобный цветник, и думал. Купить? Не купить? Съесть? Не съесть?