Отпускай
Шрифт:
Он приходил к ней раз в неделю. И сейчас Фастер горько, слегка безумно смеялась. Раз в неделю, в воскресенье, потому что в остальные дни трудоголик Штайнер учился и работал. Вот только… неужели за те другие шесть дней, которые он был далеко, не нашлась девушка, которая бы ему понравилась? Однокурсница. Коллега. Сожительница, в конце концов, ведь какое-то время Нейт жил в общежитии. У него запросто могли быть отношения, о которых Эмма даже не подозревала, наивно мечтая о том, что её «принц» её ждет.
В самом деле. Сейчас это звучало очень смешно. Её ждет.
У него могли быть отношения. Легко. Мог ли в этих отношениях… появиться ребенок? Случайный, незапланированный. Наверно мог. Так же наверно… хороший человек Шайнер подыскивал своему сыну и бывшей дом, на какую-то часть денег от государственного гранта. Бывшей, потому что теперь у него есть Белита. Возможно поэтому Нейт так не хотел детей. Зачем? У него уже есть.
Слезы капали на колени, а лицо по-прежнему искажала больная, безумная улыбка. Её трясло. До этого момента Фастер казалось, что она его отпустила. Отпустила, смирились. Очнулась ото сна. Однако, глаза все краснели и краснели. Тело охватывал чудовищный, невыносимый стыд. Где-то за её спиной он всегда жил своей жизнью. Делал то, что считал нужным. Говорил то, что считал нужным. А она... к нему прилеплялась. Конечно хороший человек Штайнер позволит к себе прилепиться. Со вздохом кивнет, и погладит по голове.
На то он и хороший человек.
Кубик Рубика
18 лет назад
— Он не ребенок, Саманта, он — бес!!! — Тучная женщина, сидя на стуле в узкой подсобке стирала с лица слезы, и при этом, казалось, злилась. — Знаешь, что он им сказал? «Хочешь мяч? Нужно соблюдать очередь. Без очереди тебе в магазине даже хлеб не продадут». И ухмыляется, будто назло. А когда Говард полез отбирать этот мяч… ну, ты слышала. Он его черенком лопаты в висок. Увезли на скорой парня. Говард старше его на шесть лет… На шесть, мать его, лет!!! Полиция приезжала. Так этот бес состроил лицо, типа не причем тут, и навешивает им, мол, напал на него подросток. А он такой святой, защищался. Все дети в сторонке стоят, лицо в пол. А что? Сейчас люди в форме уедут, а он черенком пригреет их самих, если рот откроют. Боже…
— Ты это в окно видела? — Худая, со строгим лицом коллега печально косилась в лицо другой воспитательницы.
— Да. Три дня как узурпировал этот мяч, и ходит с ним, победитель. — Женщина стиснула зубы. — Когда он в последний раз у психиатра был?
— Недели две назад. — Её собеседница озадаченно потерла щеку.
— И что?! И ничего!!! Как только случается какой-то казус, кто-то подрался, ушибся, еще что… и Нейтан. Тут как тут. Ни одного происшествия, чтобы этот бес «мимо не проходил». Сил нет. Десятилетний ребенок. Я не знаю, какую на него управу искать. Просто не знаю. Сама видела, наказания он игнорирует. Любые. Что мне его, ударить?! Так он сам меня потом пришибет!! Не лопатой, так еще чем-нибудь!!
В ту же секунду женщины вздрогнули. Раздался приглушенный, тяжелый
— Господи, нет, опять… — Воспитательница закрыла лицо руками и встала. — Она опять орет. Что ей на месте не лежится?! Час назад, вроде как, угомонилась, и вот опять… — Женщина стремительно вышла в узкий, темный коридор и полубегом направилась к одной из близлежащих дверей.
В тесной, маленькой комнате с тремя кроватями на полу лежала девочка. Все постели были пусты и заправлены серыми, колючими одеялами, но с одной из них она, похоже, только что упала. На старый затертый ламинат и истошно кричала. Пыталась упираться ладонями в пол, но ничего не получалось: тело камнем падало вниз.
— Как ты, детка, упала? — Тихо спросила худая воспитательница, но её тут же перебила озлобленная коллега.
— У неё мутизм, она ничего не ответит. Только орет. Орет, рыдает, и молчит. Это которую позавчера из больницы привезли. Беккер, или что там у нее, я не помню. — Женщина резким, хватким движением схватила девочку за пояс, и вновь положила на кровать.
— Она слезть, что ли, пыталась? — Коллега подняла брови.
— Угу, уже третий раз за утро. Кирпичом падает и орет. — Воспитательница сжала зубы. — Хватит орать!! Еще раз попробуешь слезть отсюда, я тебя привяжу к кровати, поняла меня?!
— Кого ты там привязывать собралась? — Послышался ледяной голос сзади, женщина снова вздрогнула, и резко повернулась. Лицо, на мгновение, казалось растерянным, но она тут же взяла себя в руки.
— Что, подслушивал, Штайнер?! — Воспитательница стиснула зубы, но медленно убирала руки от кровати. — Зачем ты сюда приволокся? Во дворе место мало?! Здесь больные дети лежат, выйди!!
— Здесь только один ребенок. И даже если я, вдруг, заболею, ты разве не будешь первой, кто будет петь от радости на весь приют? — Мальчик ехидно прищурился.
— Нейтан, выйди!! Тут девочка! — Голос, постепенно, терял уверенность.
— А во дворе девочек нет, да?
— Идем. — Худая коллега потянула женщину за рукав широкой розовой рубашки. — Идем, пусть, может, быстрее успокоится. Посидишь с ней, Нейт? — Неуверенный взгляд скользнул по комнате. Тучная воспитательница скрипнула зубами, и медленно вышла, сверля взглядом мальчика, который так и стоял в дверном проеме.
Как только женщины скрылись, ребенок безучастным взглядом окинул кровать, и рассеянным пинком закрыл дверь. Девочка вздрогнула, и уставилась на гостя круглыми, полными слез глазами.
— Ну привет. — Он медленно прошел, и присел рядом. — Второй день по ночам крики слышу. Это ты?
Она молчала. Просто смотрела ему в лицо, и молчала, медленно моргая слипшимися от слез ресницами.
— Не говоришь, да? — Штайнер прищурился. — Это у тебя дом сгорел? — Не отвечала. Казалось, пока он говорил с ней, малышка совсем перестала двигаться. — А моих родителей убили. Зарезали. Сперва мать, потом отца. А потом этого ублюдка застрелили полицейские. — Он увидел, что у девочки начинали дрожать губы, осекся и прикрыл глаза. — Тебе, наверно, это не особо интересно.