Отрада округлых вещей
Шрифт:
— Семь, — произнесла она. — Боже мой, Пауль.
— Все нормально. Я выдержу.
— Как скажешь. Ты уже знаешь, где будешь спать?
— А тебе-то какая разница?
Она сложила руки на груди. Он тотчас ощутил внутри себя что-то похожее на тепло и раскаяние. Опустил взгляд и стал рассматривать свои голые ступни с необычных форм пальцами, которые в желтом свете казались еще более призрачными, чем обычно. Как будто ряд выдуваемых из жевательной резинки пузырей, которые того гляди лопнут.
— Попробую сунуться в «Джирино», — пробормотал он. — Или в «Лабурнум».
— Он уже открылся?
— Пойду посмотрю.
Женщина вздохнула, а потом сказала:
—
— Стараюсь об этом не думать, — ответил он. — Пока они еще шевелятся, бывает тяжело. Но со временем привыкаешь.
— А соль?
Он грустно улыбнулся:
— Больше не чувствую.
Она покачала головой. Потом подошла к окну и открыла его. В комнату вторгся городской шум, по-зимнему приглушенный и хриплый. Такое же ощущение возникает, если потрогать пальцами старые кирпичи. Или прижать к губам кусок картона. Он начал перебирать ногами на месте, как кошка, которая что-нибудь выпрашивает. Женщина заметила это, подошла к нему и, обняв за плечи, повела в прихожую. Там она помогла ему надеть ботинки, накинула на плечи пальто, которое он в первое мгновение не узнал и принял за подарок. И вот он стоял перед ней, щурясь — бородатый, с поседевшими кудрями, растрепанными и спутанными, с воспаленными красными пятнами на щеке. Она сняла с себя шарф и повязала ему на шею. Он хотел было возразить, но она его опередила, он успел лишь, защищаясь, поднять руку к лицу, и она обмотала шарфом и ее тоже. Он высвободил руку и, опустив голову, улыбнулся, в надежде, что станет похож на человека, способного испытывать благодарность.
На улице шарф оказался большим благодеянием. Он в любой момент мог закрыть шарфом рот, и когда вдыхал и выдыхал так, надежно укрытый, ткань шарфа согревалась.
Проходя мимо какого-то магазина, он остановился и стал разглядывать разноцветные воздушные шары и звезды, которые развешивала там молодая женщина. Минуту спустя она вдруг обернулась, и Пауль отпрянул, увидев ее лицо. Он быстро зашагал дальше. Дорого он сейчас отдал бы за то, чтобы пустить пару плоских камешков по глади пруда. Но где сейчас такое найдешь.
В «Лабурнуме» уже сидели несколько посетителей, кафе каждый день открывалось в семь тридцать. Пауль заглянул сюда на всякий случай, ведь иногда, по праздникам или в других мертвых точках годового цикла, случалось, что в «Лабурнуме» нет ни души, тогда тут бывало очень уютно. В такие дни Пауль ощущал себя стрелой, много лет торчащей в мишени для дартса. Но сегодня здесь собрались привычные персонажи. Он быстро кивнул всем сразу и снова вышел на улицу, жадно вдыхая пропитавший шарф аромат женщины.
«Джирино». Несколько лет назад оно еще носило название «Тэдпол», [94] но потом владелец у него поменялся. На стене висели искусственные оленьи рога и несколько новомодных морских звезд. Пауль с облегчением констатировал, что в кафе никого нет. Он увидел Феликса, который за барной стойкой мыл лески — белая струя воды высилась перед ним как магический столп, который сделает королем любого, кто сумеет взять его в руки так, чтобы тот не растекся, — и направился к нему поздороваться. Говорил он тихо, но Феликс все равно расслышал его сквозь шипение воды.
94
Головастик (англ. tadpole).
— Привет!
Пауль почувствовал, что улыбается. Ощущение было приятное, словно кто-то оттянул назад уголки рта. Как у взнузданной лошади. А еще эта штука
— Что тебе предложить? — спросил Феликс.
— Можно мне посидеть в задней комнате?
— Да, — сказал Феликс. — Само собой. Там сейчас как раз нет никого.
Пауль чуть было не отвесил ему поклон. До чего же хорошо, когда все идет так гладко, как вот этим утром. Он вспомнил о женщине, которая сейчас сидит у него в квартире. Как знать, вдруг она мерзнет без шарфа, или, может быть, она догадалась взять с собой еще один.
В задней комнате жались друг к другу всего три столика. Стулья еще не были расставлены и громоздились в углу, образуя подобие башни. Башню какой высоты можно воздвигнуть из стульев? Наверняка в несколько метров, может быть, даже в двадцать-тридцать. Пауль присел на маленькую угловую скамейку. Он закрыл глаза, ощущая привычный запах влажного дерева и краев винных бокалов. Теперь он позволил себе развязать шарф. Сложив из него маленькую подушечку, напоминающую миску, он опустил на нее голову. Мысли его тотчас же утратили объем и сделались плоскими, двухмерными, а вскоре от них осталось только мерцание где-то под веками, потом и этот контакт с внешним миром прервался, и он соскользнул вбок по длинной дорожке боулинга, в конце которой его поджидала абсолютная тьма.
Он проснулся в полдень, когда по всей округе оглушительно били часы. В задней комнате собрались несколько человек, но вели они себя довольно спокойно. Среди них Пауль увидел низкорослого человека с очень высоким лбом и ртом как перевернутая буква «U». Этот человечек показывал всем свой перевязанный указательный палец и при этом все время кивал, словно кто-то сомневался в том, что он действительно поранился.
Пауль опять закрыл глаза и удалился в пещеру своей одежды. Тут чей-то голос прозвучал прямо над ним. Он поднял взгляд и вновь увидел человечка с высоким лбом и перевязанным пальцем. На бинте темнело ржаво-бурое пятнышко, размером примерно с одноцентовую монетку.
— Скверно, — произнес Пауль.
Человечек открыл рот. По-видимому, он был очень удивлен. Потом стал разглядывать свой палец, еще раз кивнул и отошел. Пауль снова опустил голову на столешницу. Сейчас полдень, подумал он, вечером он снова сможет вернуться в квартиру. Он попытался представить себе, как она будет выглядеть. Не важно, увидим.
Его размышления прервал крик, раздавшийся над самым ухом.
Какой-то усатый, атлетического сложения человек с большой лысиной пытался прогнать низкорослого, по-дурацки размахивая руками. Лицо коротышки поблескивало от пота, на нем читалась ярость и готовность к бою. Он погрозил атлету кулаком, и тот испуганно отступил, а затем прошаркал вон из комнаты. Походка у него была странная, словно ноги в бедрах совсем не гнулись. Как только он открыл дверь в бар, навстречу ему ввалились трое, чуть не сбив его с ног. Они озирались в поисках свободного столика. Почти все теперь занято, подумал Пауль. Он поднял руку, давая понять вошедшим, что готов освободить им место.
На главной площади вокруг фонтана толпились какие-то люди, увлеченно разглядывая что-то, плавающее в фонтанной чаше. Оно явно подавало еще признаки жизни, потому что зеваки переводили взгляд туда-сюда, да и выражение лиц у них все время неуловимо менялось. Паулю не захотелось останавливаться и заглядывать в фонтан.
Большие стрелки ратушных часов сверкали в лучах ледяного солнца. В воздухе замерли тоненькие, словно иглы, струи ледяного дождя, отдельные капли были такие легкие, что, казалось, им недостает веса упасть на землю. Эти были обречены на невесомость, и между ними можно было пройти.